Она кивнула, нахмурившись. Он улыбнулся.

– Я разрешаю тебе на минуточку прервать молчание, мне нужно знать, что ты, по крайней мере, прощаешь меня.

– Иногда я сомневаюсь в том, что честность всегда является лучшей политикой, – сказала она. – Я могла бы принять эти извинения, если бы ты сказал, что исчезновение твоей жены заставило тебя почувствовать себя виноватым. Я знала, что между нами нет ничего особенного, но можно было бы сказать об этом мягче.

– Можно было бы и мягче, но это было бы нечестно. Хетти, я насквозь пропитан ложью. Я мог бы быть мягким и любезным и постараться избежать твоего презрения, но я больше не могу быть лицемером. Всю жизнь я был неискренен.

– А теперь ты искренен?

– До такой степени, что тебе это даже не нравится, – сказал он.

Она снова кивнула.

– Почему я поступаю сейчас так? Каждому хочется нравиться. Да, я мог упрекать кого-то другого, например, мою жену, но я хочу не лгать и отвечать только за самого себя. Прежде чем я перейду к более важным вещам, мне хочется убедить тебя в том, что у меня нет никаких задних мыслей.

Губы Хетти дрогнули. Но она сжала их и посмотрела вниз. По щеке ее скатилась слеза. Рейфорд еле сдержался, чтобы не обнять ее. В этом не было бы ничего чувственного, но он не мог позволить себе подать ложный знак.

– Хетти, – сказал он, – я так виноват перед тобой, прости меня.

Она кивнула, не в состоянии что-либо сказать. Она пыталась, но никак не могла овладеть собой.

– И теперь, после всего этого, – сказал Рейфорд, – я хочу убедить тебя, что забочусь о тебе как о друге и человеке.

Хетти сжала руки, стараясь не расплакаться. Она помотала головой, давая понять, что сейчас не готова к этому.

– Нет, – справилась она с собой наконец, – не сейчас.

– Хетти, я хочу…

– Пожалуйста, дайте мне хоть минуту.

– Сколько угодно. Но не уходи от меня сейчас, – попросил он. – Я был бы тебе плохим другом, если бы не поделился с тобой тем, что я открыл, чему научился, что снова и снова обнаруживаю каждый день.

Хетти закрыла лицо руками и заплакала.

– Я не хочу! – воскликнула она. – Я не намерена извинять тебя.

Рейфорд заговорил как можно мягче:

– Теперь ты обижаешь меня, – сказал он. – Если ты ничего не извлекла из этого разговора, твои слезы меня не радуют. Каждая слеза для меня как острый нож. Я виноват, я вел себя неправильно.

– Минуту! – воскликнула она убегая.

Рейфорд вытащил Библию Айрин и быстро просмотрел несколько мест. Он решил, что не стоит разговаривать с Хетти, держа в руках открытую Библию. Он не хотел смутить или отпугнуть ее, несмотря на то, что вновь обрел смелость и решимость.

– То, что вы хотите познакомиться с папиной теорией исчезновения, очень интересно, – сказала Хлоя.

– А я хочу? – спросил Бак.

Она кивнула. Он заметил крошку шоколада в уголке ее рта.

– Можно? – спросил он, протягивая руку. Она повернулась щекой, и он снял шоколад пальцем. А что делать теперь? Вытереть носовым платком? Импульсивно он поднес палец к своим губам.

– Фу! Как нехорошо! А если бы это была грязь?

– Тогда она была бы нашей общей, – сказал он, и оба рассмеялись.

Бак почувствовал, что покраснел, чего с ним не случалось уже много лет, и поэтому переменил тему.

– Вы говорите, что это теория вашего отца так, как будто не разделяете ее. Вы расходитесь с ним во мнениях?

– Он думает, что расходимся, потому что я спорю с ним, и он переживает из-за этого. Меня не очень легко убедить, хотя, по правде говоря, мы довольно близки. Видите ли, он думает, что…

Бак взял ее за руку:

– Простите, не надо говорить. Я хочу услышать это непосредственно от него и записать.

– Ой, извините меня.

– Нет, все нормально. Я не хотел бы вас обижать, но так я привык работать. Я с удовольствием выслушаю также и вашу теорию. Мы намерены собрать и мнения учащейся молодежи, но вряд ли мы станем использовать рассказы двоих людей из одной семьи. А вообще-то, раз вы говорите, что в основном согласны со своим отцом, то мне будет удобнее выслушать вас обоих одновременно.

Она умолкла и посерьезнела.

– Извините меня, Хлоя, это вовсе не означает, что меня не интересует ваша теория.

– Не в этом дело, – сказала она. – Но вы уже отнесли меня к определенной категории.

– Как это?

– Учащаяся молодежь.

– Действительно. Виноват. Понятно, учащиеся колледжей – это не школьники. Я вовсе не считаю вас школьницей, хотя вы намного младше меня.

– Учащиеся колледжей? Я еще не слышала такого термина.

– Я обнаруживаю свой возраст, не так ли?