Испытав столько бедствий, выдержав самые невероятные испытания, мы потеряли способность удивляться — даже такому, совершенно уж невозможному, событию… Вместо этого мы приобрели качество, намного превосходившее первое — способность драться за свою жизнь до конца! Я бросал отчаянные взоры по сторонам — нет, не могло быть так, что на этом все закончиться!

— Там! Посмотри!

С силой, развернув Нату, я указал ей на чернеющую вдалеке полоску, высоко поднимающуюся над водой.

— Это земля! Холмы или их вершины — черт его знает! Но нам надо туда попасть! Вода действительно поднимается и скоро накроет нас здесь и утопит как котят! Вперед!

Мы бросились к тропинке с вершины пригорка, на котором создавалась иллюзия нашей безопасности, в мутные воды, уже все покрывшей в пределах видимости, реки… Первые шаги давались с трудом — вода была ледяной и сводила ноги от холода. Но деваться было некуда — мы были вынуждены преодолеть эту преграду, если хотели выжить! На удивление, через пару сотен метров упорно продвигаясь к холмам, мы оказались на относительно твердой поверхности, вода доходила нам лишь до колен, и мы получили возможность двигаться гораздо быстрее. До этого, мы шли почти по грудь в воде и теперь, вымороженные дождем и снегом, прибавили ко всему купание в очень холодных водах Синей и еле передвигали ноги. Уровень воды с каждым шагом становился ниже — мы выбрались на возвышенность, которую не могли видеть с нашего пригорка. Но и по ней идти было тяжело — ноги скользили по траве, мы постоянно падали, каким-то чудом, до сих пор не нарвавшись на более серьезные неприятности вроде ямы или оврага. Попадись на пути нора

Свинорыла — не миновать беды. Я подумал — наверное, всем обитателям подземелий приходится сейчас несладко — они, наверняка, затоплены в своих убежищах и уже погибли. После того, как перестал падать снег, мы не видели никого кто бы спешил покинуть этой край, только я, девушка и пес брели по стылой воде, упорно продвигаясь к вершинам далеких холмов.

— Зыбь!

— Что? — я обернулся.

— Стой! Песок плывет!

Ната закричала, указывая рукой прямо под наши ноги. Я в недоумении посмотрел по сторонам и судорожно сжал в руках копье, которым пользовался как посохом… Метрах в тридцати перед нами земля или песок — оттого, что все находилось под водой, трудно было понять — вспучивался и расходился в разные стороны.

— О, черт!

Положение становилось совсем уж угрожающим… Сзади нас догоняла вода — проход вперед упирался в эту новую преграду. А из расширяющегося, под водой, плывуна, выбрасывалась все новая и новая масса вязкой светлой глины и песка.

— Уходим! Правее! Не знаю, что это такое, но здорово напоминает топи!

Возможно, вода попала куда-то под землю и теперь выдавливает наружу всякую дрянь!

Мы рванули в сторону. К сожалению, очень скоро убедились в том, что это не так-то просто — под ногами все превратилось в вязкую жижу, куда не наступи, и идти по ней стало намного хуже чем раньше. Мы уже еле передвигали ноги, стремясь вырваться, во что бы то ни стало, с этого гибельного места.

Наступление вечера мы просто не заметили, только, улучив момент, я посмотрел на часы и сказал Нате, что мы бьемся со стихией уже десять часов! А цель, к которой мы стремились, словно оставалась на одном месте — вершина холма была все так же далека и недосягаема. Но и останавливаться было нельзя — вода, хоть немного и замедлила свое наступление, тем не менее, поднималась выше. Силы наши были на исходе…

— Не могу больше… — Ната простонала, опускаясь прямо в жижу. — Не могу…

— Девочка моя!.. — вырвалось у меня. Я шагнул к ней и, невзирая на возражения, взвалил ее на плечо вместе поклажей. Она пыталась сопротивляться, но я не слушал, выискивая дорогу к возвышению, где мы могли бы передохнуть.

Такая взгорка обнаружилась случайно — Угар, выскочив на нее, призывно залаял, и я поспешил к нему. Ни обогреться, ни высушить одежду мы не могли

— этот клочок не превышал нескольких квадратных метров, со всех сторон обдуваемый холодным ветром. А вокруг ледяная поверхность воды, отражающая собой нависшее хмурое небо…

Идти не было никаких сил. Немного отдышавшись, мы решили перекусить, скорее через силу, понимая, что есть все-таки надо, и, накинув на себя наши накидки, которые спасали разве что только от ветра, попытались заснуть. В ногах тяжело привалился Угар — он сразу засопел, не обращая внимания на то, что лежит на сырой и холодной земле. Его толстая шкура, покрытая грязью, отлично защищала от переохлаждения. Зато нам пришлось тяжко — мы были промокшими насквозь и отчаянно мерзли, не зная, как согреться. Я вытащил свой неприкосновенный запас — плоскую фляжку с коньяком.

— Пей!

Ната, дрожащими руками, поднесла фляжку ко рту. Сделав пару глотков, она поперхнулась и протянула ее мне обратно.

— Теперь ты!

Я не стал отказываться — зубы выбивали дробь не хуже кастаньет! Нужно было немедленно что-то придумать — мы могли просто застыть здесь, несмотря на то, что вырвались из водяного плена. Решение пришло неожиданно… Я кивнул девушке на пса:

— Что? — не поняла меня Ната.

— Давай к нему — под лапу.

Она вопросительно посмотрела на меня, потом на собаку и пожала плечами:

— Как?

— Молча… Влезь ему под лапу — и сиди там, пока не согреешься.

— На землю?

— Подложи мешок. Я укрою тебя сверху одеялом. Хотя все мокрое, но, так все равно, будет теплее. Надышим, выпьем еще коньяку и хоть немного отдохнем.

Кое-как, примостившись, возле пса — ему тоже досталась часть одеяла — мы приткнулись друг к другу. Время от времени, я внимательно рассматривал небо и воду — не наблюдается ли дальнейшего подъема ее уровня? Вода, вроде бы, остановилась…