– En qu? puedo servirle? – Пабло Гавальда слегка приподнимает одну бровь, интересуясь, чем он может быть мне полезен.

– Всем, – тихо говорю я по-русски. Знать бы, зачем я все это затеяла. Было бы проще, наверное, ответить на его несложный и вполне естественный в сложившейся ситуации вопрос.

– No comprendo, – смущенный голос в ответ. Пабло Гавальда меня не понимает. Хочется улыбнуться и сказать, что я сама себя не понимаю. Добавить, что все это в принципе не важно. Молчу, потому что память напрочь отказывается выдать очередную порцию испанских слов. Так ничего и не вспомнив, глупо улыбаюсь и повторяю с видом ученого попугая:

– Ми йамо Анна!

Пабло Гавальда беспомощно и красноречиво вздыхает. Смотрит украдкой на циферблат часов, поблескивающий в темноте на левом запястье. Извиняется: «Пермисо, сеньора!» – и делает шаг в сторону, намереваясь обойти неожиданное препятствие в виде тихо помешанной лохматой девицы.

Понимаю – сейчас он уйдет. Не знаю, как его остановить, знаю только, что должна это сделать. Смотрю ему в спину. «Ты нужен мне, Пабло Гавальда», – внушаю этой спине, и пусть я сама не знаю зачем – это не повод для того, чтобы уйти вот так, не попытавшись выслушать. Луна по-прежнему равнодушно смотрит с неба, серая туча причудливой формы почти растворилась в чернилах ночи, звездам нет никакого дела до моих мучений.

Ну же, говорю себе и делаю первый шаг. Каблуки туфель предупреждающе стучат об асфальт – Пабло Гавальда оборачивается. «Напрасно ты решил обойтись без лимузина и элегантного охранника», – думаю я в этот момент. Думаю и вдруг понимаю – я знаю, как это будет по-испански. Память сдалась, сердце ликует.

– Ми йамо Анна, – повторяю я в третий раз, приблизившись, и едва успеваю набрать воздуха в легкие, чтобы продолжить, как Пабло Гавальда насмешливо перебивает меня:

– Это пароль? Я не знаю отзыва.

Он говорит неторопливо, отделяя слова друг от друга, мне ничего не стоит перевести фразу – на занятиях по аудированию сделать это бывало гораздо сложнее. Задумавшись на секунду, я предлагаю ему вполне приемлемый, как мне кажется, вариант отзыва на пароль:

– Анна, не могли бы вы разделить со мной этот вечер, побродив по ночным московским улицам?

Кажется, мой испанский достаточно хорош.

Кажется, он просто восхитителен. Великолепен, потому что Пабло Гавальда понимает меня и соглашается, почти не раздумывая, побродить со мной по московским улицам, отвечая мне коротким кивком. В этот миг я замечаю короткую вспышку на небе – это звезды потухли и снова зажглись, отдавая дань величию момента.

Такое бывает, я знаю. Один раз в сотню тысячелетий звезды умирают на короткий миг, чтобы родиться снова. И если мне повезло поймать этот короткий миг – значит, я человек счастливый.

На секунду зажмуриваю глаза. Может, этот короткий кивок головы и вспышка на небе всего лишь причуды разыгравшегося воображения?

Но нет. Открываю глаза и вижу – он стоит рядом, в нескольких шагах от меня, улыбается, в темных глазах поблескивают искры ожидания. Его покорила моя трусливая дерзость. Его очаровала моя нелепая прическа. Его пленил мой испанский, наверное. Не знаю, что еще, но он здесь и он ждет меня. Нас разделяет всего лишь несколько метров.

Земля под ногами выложена крупной асфальтовой плиткой. Делаю первый шаг, как в детстве, стараясь не наступить на соединяющий плитки шов. Успеваю загадать – если не наступлю, все сбудется. Что именно, не знаю пока, но смотрю под ноги очень внимательно, так внимательно, будто это вопрос жизни и смерти. Шаг, второй, третий. Мне удалось. Наконец поднимаю глаза и вижу его лицо.

Лицо Пабло Гавальды в лунном свете кажется мне смертельно бледным. За считанные секунды, за то время, пока я сосредоточенно пялилась на тротуарную плитку, оно изменилось, перестав быть лицом живого человека. Его глаза теперь наполнены страхом, и этот страх парализует меня еще до того, как я успеваю понять, чем он вызван.

Чья-то рука ложится мне на плечо. Рука тяжелая, чужая и недружелюбная. Я каменею. Липкое сердце медленно стекает вниз и перестает биться. Слышу щелчок – луна, отраженная в стальном лезвии ножа, вспыхивает в районе моего горла. Звездам тесно на узкой дорожке, некоторое время они толкаются, борются друг с другом, как пенсионеры в утреннем троллейбусе за место у окошка, затем побежденные улетают обратно на небо, а победители усаживаются на лезвии, как птицы на жердочке.

Вот как, оказывается, это бывает.