Шрифт:
— Все, с сегодняшнего дня я больше не на твоем иждивении!
— Вон как ты заговорил! Я, значит, его кормила, одевала, дала ему возможность высшее образование получить — и вот она, его благодарность!
— Когда ж это я не ценил твоих забот? — Кафар привлек ее голову себе на грудь. — Ты не так поняла, я только хотел сказать, что с этого дня тоже буду помогать тебе.
— Чем это?
— Сколько же раз можно говорить! Я сегодня на работу устроился.
— Да-а! Ну надо же! Ты представляешь, как эта сукина дочь вывела меня из себя — ничего не слышала, что ты мне говоришь, ничего не соображала, да еще я думала, что получу с этой мымры деньги, куплю мяса — у нас мясо кончилось, — а она мне так ничего и не заплатила… Нет, ты правду говоришь? А как же твоя учеба?
— Ну что — буду учиться и работать. Все равно ведь скоро уже конец.
— Какой конец? А аспирантура? Ты ведь говорил, что будешь в аспирантуру поступать, ученым станешь! Значит, что, просто мне зубы заговаривал? Да? Морочил голову?
— Зачем? Буду работать и в аспирантуре учиться. Заочно. А то уж я совсем тебя замучил.
— Ладно, ладно, не болтай глупостей. У трудностей век короткий. Я и не такое вытерплю, лишь бы знать, что у тебя будет приличная должность, что в один прекрасный день ты сможешь подумать и о детях. Ведь мы должны теперь жить для них, для детей… — Фарида сказала это так искренне, с такой грустью, что Кафара опять захлестнуло чувство нежности, жалости к ней. — Ну, и где ты будешь работать? — спросила она через какое-то время.
— В архиве древних рукописей.
— Да? Ну, и какая же у тебя будет зарплата?
— Сто десять рублей.
— Хм… А если бы ты стал учителем — сколько бы тебе дали?
— Рублей сто, наверно…
— Сто рублей! Я хоть и просто рабочая, и то зарабатываю больше. Зачем тогда, интересно, вы дни и ночи горбатитесь над своими книгами?
— А по-моему, приличная зарплата. К тому же, говорят, скоро ее повысят.
Фарида заправила в машинку шпульку, вдела нитку в иголку, и «Зингер» застрекотал снова. Машинка работала мягко, почти бесшумно — Фарида частенько смазывала ее; она находила особое удовольствие в том, чтобы машинка работала мягко и тихо.
— Замечательная вещь эти «Зингеры». По-моему, ни одна новая машинка с ней не сравнится. Эта у нас еще со времен войны, а до сих пор, как часы, работает… Кстати, с какого дня ты выходишь на работу?
— Завтра и начинаю. Временно, пока еще учусь, буду сидеть там до часу, и прямо оттуда — в университет.
— А еда? Где же ты будешь обедать?
— Там, у них, наверное, буфет есть… Или лучше возьму что-нибудь из дому.
— Правильно! Обязательно бери с собой. Я тебе буду каждый вечер что-нибудь готовить. Только все-таки… Ты не зря поторопился? Боюсь, это помешает твоим занятиям в университете…
— А чего бояться? Ты ведь сама всегда говоришь, что мужчина ради семьи должен любые трудности преодолевать.
— Ну ладно, хватит болтать попусту. Иди давай, не морочь мне голову, хочу с этой дрянью разделаться, чтобы завтра отдать ей платье.
Кафар еще немного посидел над книгами и лег спать.
А Фарида встала из-за машинки только во втором часу ночи, а потом еще жарила на завтра котлеты для Кафара и для себя.
…Когда он вернулся домой, Фарида уже привела из садика обоих детей, уже покормила их и теперь дожидалась его. Она сразу поставила перед ним ужин, и Кафар накинулся на еду с такой жадностью, что Фарида его даже пожалела:
— Похоже, ты сегодня остался голодным? Да и бледный какой-то.
— Просто очень устал.
— Зря все же ты поторопился с устройством на работу. Тяжело тебе будет…
— Ничего, как-нибудь! Можно подумать, тебе легко.
Фарида посмотрела на него признательно. Убрав со стола, она тут же раскрыла швейную машину.
— Что, опять ей не понравилось? — спросил Кафар сердито.
— Да ты что, — весело ответила Фарида, — как раз наоборот. Очень даже понравилось. И, рассчиталась со мной сразу — я прямо тут же купила два кило мяса. Картошки еще купила…
— Ты у нас молодец. — Кафар подошел сзади, погладил ее плечи. Фарида обмякла под его руками, прижалась к нему спиной.
— Я у вас просто какое-то хлебное дерево. Обычно Кафара злили эти разговоры, но сейчас он улыбнулся и охотно согласился с ней:
— Да, честное слово, это так.
— Ну, наконец-то признал. Так и быть, раз уж ты соглашаешься, больше тебя попрекать не буду.
— Знать бы раньше, что дело только в этом, давно бы уже согласился… А это кому? — показал он на разостланную Фаридой ткань. — Тоже ей?
— Нет, новую клиентку нашла. Уж такой жирный кусочек… Знаешь, кто?
Кафар покачал головой.
— Дочь нашего районного прокурора. У нее, у проклятой, такие серьги в ушах — глазам смотреть больно.
— Ну, раз так, то и не смотри!
Фарида пропустила последние слова мимо ушей.
— Если, говорит, понравится — всегда буду у тебя шить. Придется постараться. Не зря я подписалась на журнал мод на второе полугодие. Ведь им, этим проклятым заказчицам, никак не угодишь, вот и приходится журналы смотреть, приноравливаться к их вкусу. Сама как бочка, а платье подавай самое модное. Ты хоть видел такой журнал? — Кафар отрицательно помотал головой. — Эх ты, деревенщина! Где ж тебе было видеть, разве такие вещи в ваших навозных краях водятся…