Кафар не стал сдерживаться.

— Это безобразие устраиваю не я, а вы.

— Подумаешь, велика важность — машина цемента для такого человека, как заместитель министра! Человек решил благоустроить свой двор, и всего-то ему от нас нужна такая мелочь, как машина цемента! Другие ничего для своего начальства не жалеют, а тебе что, машины цемента жалко?

— Если ему так нужен цемент, пусть пойдет и купит за свои деньги, а там уж пусть не только свою дачу, а хоть все побережье бетонирует. С какой стати я буду ставить под удар стройку, разбазаривая государственный цемент налево и направо?

— Слушай, ты же сам говоришь — не твой цемент, а государственный. Ну, и что ты суешь нос не в свое дело?

— Вот потому и не буду молчать, что цемент не мой, а государственный! Государственный цемент на государственные нужды и расходовать надо. Я отсюда ни одного кирпича никому не подарю. Не подарю!

— Ишь, разошелся. А знаешь ты, что я мог бы этот цемент послать ему прямо с базы, только хотел тебе же лучше сделать, поднять в глазах заместителя министра и твой авторитет.

— Не нужен мне такой авторитет!

Кафар хотел идти, но Ягуб придержал его за руку.

— Слушай, я тебя сюда прорабом брал или народным контролером?

— Насколько я помню, меня брали производителем работ. Вот я и стараюсь выполнять свои обязанности честно.

— Как-как? Честно? Ну знаешь, мужчина должен хранить свою честь дома, а не на работе.

— Мужчина на то и мужчина, чтобы везде быть честным..

— Ну ладно, я вижу, тут словами не поможешь. Вот срежу тебе заработок — тогда поймешь, что значит работать с честью. Ничего, ты еще увидишь веселую жизнь…

— Я всю жизнь честно, как мужчина, зарабатывал свой хлеб и ни разу еще ни от кого глаз не прятал.

Ягуб смотрел на него какое-то время с изумлением, потом вдруг хлопнул в ладоши и захохотал.

— Ну ты даешь, прораб! Да ты же этот… — Он покрутил пальцем у виска. — Ты же Дон Кихот. Клянусь жизнью, настоящий Дон Кихот! — Ягуб продолжал от души хохотать. Глядя на него, засмеялся и маленький охранник. Кафар еле сдержался, чтобы не кинуться на Ягуба. Он старался не смотреть на издевательски хохочущего начальника, но руки его дрожали, задергался вдруг один глаз. Даже скулы свело.

— Эх, Кафар, — сказал Ягуб, становясь серьезным, — когда я брал тебя на работу, я подумал: вот хорошо, парень из района. Что из того, что он из Казаха, а я из Карабаха — как бы то ни было, оба мы дети крестьян, поймем друг друга, будем друг друга поддерживать…

— При чем тут поддержка! — зло сказал Кафар. — Я до сорока лет дожил, и не научился этому — в таких делах участвовать, а сейчас уже переучиваться поздно!

— Ну ты и чудак! Не обижайся, ради бога, но ты и впрямь, как тот Дон Кихот. Да тебя надо детям в музеях показывать и говорить: а это, дети, Дон Кихот, рожденный в двадцатом веке.

— Скажи, Ягуб, для чего нас снабжают цементом?

— Как для чего? Ты что, этого тоже не знаешь?

— Я-то знаю… Вот сейчас мы используем его для закладки фундамента, верно?

— Ну и что?

— А для чего мы заливаем бетон в фундамент? То есть тратим тот же цемент? Чтобы дом крепче стоял, дольше, не так разве?

— Предположим. Ну и что?

— А то, что не имеем мы права ослаблять фундамент, Ягуб. Потому что завтра сами же и будем жить в этих домах. Или наши дети будут, словом, такие же люди, как мы с тобой… Я уж не говорю про технологию. А что, если завтра землетрясение, хоть и небольшое? Об этом ты случайно не подумал, Ягуб?

— Клянусь жизнью, с тобой бесполезно говорить, — махнул рукой Ягуб. — Дон Кихот, самый настоящий Дон Кихот. — Он направился к стоящему у ворот стройки самосвалу, сел в него и куда-то уехал.

«Что происходит с людьми в последнее время? — думал Кафар, глядя ему вслед. — Почему они так изменились? Почему думают только о себе, только о се-годняшнем дне? Почему?»

Вдруг он вздрогнул от какого-то внезапного грохота. Это сорвался с края кладки кирпич и пролетел совсем рядом с ним. Он тревожно закричал каменщикам:

— Эй, у вас что там, рук нет? Убить ведь могли бы!

Наверху показался каменщик Садыг. Он посмотрел на то место, куда упал кирпич, и закурил сигарету.

А дома на него, едва он переступил порог, с ходу набросилась Фарида:

— Что ты там натворил, а? Снова все взялся порти гь, да? Господи, да что же за несчастье мне с этим человеком? Отблагодарил, называется, благодетеля! Ну? О чем ты думаешь? Ведь он же тебе помог, этот Ягуб, как ты можешь ему палки в колеса совать?!

Кафар, довольный своей маленькой сегодняшней победой, делал вид, что не обращает никакого внимания на вопли жены. Он переоделся, умылся и пошел на кухню. Голубцы в кастрюле были еще теплые, он положил себе в тарелку. Потом с таким удовольствием пил чай, что Фарида готова была разорваться от злости.