— О боже, — повторила она.

Она смотрела на него. При свете дня он видел, что у нее светло-карие глаза и светло-каштановые волосы, почти под цвет глаз. На носу и щеках веснушки.

— Ты думаешь, это для того, чтобы их увидел наш человек?

Наш человек. Нед не улыбнулся, хотя в другой ситуации улыбнулся бы. Но отметил с удовольствием, что руки перестали дрожать. Он кивнул.

— Это его голова, наверняка. Лысый, со шрамом. Да, ее туда поставили для него.

— Ладно. И кто ее туда поставил?

На этот раз он все же слегка улыбнулся.

— Ты безнадежна.

— Я размышляю вслух, юный детектив. У тебя есть полицейский значок из коробки с овсянкой?

— Забыл дома.

— Да, и это ты тоже забыл. — Она выудила его брошюру из своего рюкзака.

Нед кивнул, благодаря.

— Тебе нужно познакомиться с Мелани, — снова сказал он. Нед посмотрел на путеводитель. Фотография на обложке была сделана в такое же время года; цветы на дереве такие же. Показал Кейт.

— Красиво, — сказала она. — Это багряник. Кто такая Мелани?

Конечно, она знает это дерево.

— Ассистентка моего папы. У него в группе три человека, и еще приедет кто-то от издателя, и я.

— А что ты делаешь?

Он пожал плечами.

— Болтаюсь без дела. Ползаю по туннелям. — Он огляделся. — А здесь у нас что?

— Свежий воздух. Меня внутри начало тошнить.

— Меня тоже, там, внизу. Не нужно было туда лезть.

— Наверное.

Они несколько мгновений молчали. Потом Кейт произнесла нарочито жизнерадостным тоном гида:

— На колоннах в основном изображены библейские сказания. Вон там — Давид и Голиаф.

Она указала направо. Нед встал и подошел к колонне. Кажется, его ноги уже в порядке. Сердце еще билось слишком быстро, будто он только что закончил тренировку по бегу.

Он увидел соединенные вместе две круглые колонны, поддерживающие тяжелую прямоугольную колонну, на которую, в свою очередь, опиралась крыша над дорожкой. На верхнем прямоугольнике были вырезаны две сплетенные фигуры: человек без бороды над изогнутым телом другого человека, с более крупной головой. Давид и Голиаф?

Он снова посмотрел на Кейт, все еще сидящую на скамейке.

— Боже, как ты догадалась?

Она улыбнулась.

— Я не догадалась. Я мошенничаю. Немного дальше на стене висит еще одна табличка для туристов. Я ее прочла, когда вошла в собор. С другой стороны — царица Савская. — Она махнула рукой в другой конец сада, на противоположную дорожку.

Повинуясь ее жесту, Нед взглянул в ту сторону, чего иначе бы не сделал. И так как он стоял именно на этом месте, он увидел розу, прислоненную к двум круглым колоннам другого столба, стоящего дальше.

И именно тогда, в тот момент, он начал чувствовать себя очень странно.

Это был не страх (к тому моменту он уже какое-то время ощущал его в себе) и не возбуждение; это было чувство, будто исчезает какая-то преграда, или открывается замок, будто что-то меняется… почти все меняется.

Он медленно пошел в ту сторону по тенистой дорожке монастыря, мимо калитки на улицу, через которую раньше вошла Кейт. Мгновение назад он собирался уйти вместе с ней этим путем. Всего одно мгновение, и эта история могла для них закончиться.

Он прошел вперед и свернул на дальнюю дорожку, напротив того места, где они только что сидели. Кейт так и осталась на деревянной скамейке, зеленый рюкзак лежал на каменных плитах рядом с ней. Взгляд Неда уперся в столб перед ним, с одинокой розой, прислоненной между двумя колоннами. Он посмотрел на вырезанное на камне изображение.

Это не царица Савская.

Он был уверен в этом, как никогда еще ни в чем в своей жизни. Что бы ни утверждала напечатанная табличка на стене, это не она. Люди, которые пишут брошюры и путеводители, не всегда знают точно. Они могут притворяться, но они знают не всегда.

Он заметил, что Кейт встала и теперь идет к нему, но он не мог оторвать глаз от женщины на колонне. Только на одной этой из всех двойных колонн была изображена фигура в полный рост. Сердце Неда опять сильно забилось.

Изображение почти совсем стерлось, как увидел Нед, больше, чем все другие мелкие, мимо которых он прошел. Сначала он не понял почему. А затем благодаря тому, что открывалось внутри его, ему показалось, что он все же понял.

Ее такой сделали, едва выступающей из камня, черты ее были определены менее четко, они были задуманы и высечены так, чтобы она растворялась, уходила, словно что-то, потерянное с самого начала.

Она была изящной и стройной и, наверное, высокой. Можно было еще рассмотреть элегантные, тщательно проработанные детали ее туники и юбки, спускающейся до щиколоток. Он различал схваченные лентой волосы, падающие на плечи, но ее нос и рот почти исчезли. Стерлись, а глаз почти не было видно. Все равно у Неда возникло ощущение — или иллюзия? — что он видит приподнятые брови, нечто насмешливое в этой стройной грациозности.