Шрифт:
— Это лучшие проводники ко всем земным благам, — говорил Волобуж почти вслух, обводя зрительную трубку по рядам лож. — Очень, очень милы! Прелесть! право, я ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Вене, ни в одной из европейских столиц не видал таких хорошеньких!..
— Вы, без сомнения, путешественник? — спросил его сосед, отжилой петиметр, [172] которого взоры также блуждали по бенуару и бельэтажу, а улыбка проявляла внутреннее довольствие, что весь Олимп театра не сводил с него глаз.
172
[172] Щеголь (франц.).
— Я путешественник, — отвечал Волобуж, — и удивляюсь необыкновенной красоте здешних дам. Совершенно особенный тип! Тип оригинальный, какого я не видал в целой Европе!.. Ah! реr mai fе! [173] Я не нагляжусь!
— Нам очень лестно это слышать; но вы изменяете вашим соотечественницам.
— Goddem! my heart goes pitt-a-patt! [174] Я изменяю своим соотечественницам?
— Вы англичанин?
— Gott bewahre! [175]
173
[173] Ах, честное слово (итал.).
174
[174] Черт возьми! Мое сердце трепещет! (англ.).
175
[175] Боже сохрани (нем.).
— Немец?
— И того меньше; я маджар.
— Ах, я что-то слышал; не вы ли ездили для исследования языка мещеряков?.
— Нисколько.
— Говорят, что мещера и маджары составляли одно племя?
— Кажется; но мои. предки происходят от славян.
— От славян? О, так недаром вам нравится русская красота.
— Родная! Не могу не восхищаться! Что за энергия во взорах, в чертах!..
— Посмотрите на даму в золотой наколке, во второй ложе.
— Ах, не отвлекайте меня от всех к одной; я не могу ни одной отдать предпочтения: каждая — красавица в своем роде.
— Помилуйте, посмотрите, какие рожи сидят в третьей ложе.
— Рожи? Что вы это! Вы, верно, присмотрелись к красоте наших дам, или ваш вкус односторонен, или у вас мода на какую-нибудь условную форму лица?… А эта дама кто такая?
— Это Нильская.
Поднявшаяся занавесь прервала разговор. По окончании театра собеседники расстались знакомцами.
— С этим приятелем не далеко уйдешь, — сказал магнат Волобуж, садясь в свой экипаж, — это, кажется, сам ищейная собака.
На другой день поутру Андре явился с билетом для входа и Московский музей.
— Музей редко открывается, и трудно достать билет, — сказал он, — но я на ваше имя выпросил у самого генерала, директора.
— Это умно; так ты покажешь мне его, я лично хочу поблагодарить за это одолжение.
В оружейной палате был общий впуск, и потому Андре с трудом провел магната сквозь непроходимые толпы народа к восковой фигуре ливонского рыцаря на коне.
— Фу, дурак, куда меня завел?… Ну, говори, кто это такой?
— Это? это древний герой.
— Как его зовут?
— Вот я спрошу.
И Андре спросил у стоявшего подле фигуры солдата, как зовут этого человека, что на коне?
— Какой человек, это богатырь, — отвечал солдат.
— С кем же он воевал? И этого не знаешь? — спросил Волобуж.
— Нет, знаю, мосьё, он воевал с татарами, — отвечал Андре, отскочив от какого-то господина, который остановился подле и смотрел на проходящие толпы.
— Это кто?
— Это один из вельмож московских, — тихо отвечал Андре.
— А, прекрасно! — сказал магнат, подходя к довольно плотному барину с спесивой наружностью. — Извините меня, если я вас обеспокою вопросом.
— Что прикажете?
— Я путешественник… Тут столько любопытного, но никто не может мне объяснить… Мне желательно знать, кто этот русской рыцарь на коне?
— Вы путешественник? — сказал барин, не обращая внимания на вопрос, — о, так вам надо познакомиться с директором… Я сам ищу его, но сквозь эти толпы не продерешься… Пойдемте вместе… Вы недавно приехали в Россию?
— Очень недавно, вчера.
— Откуда?
— Как вам сказать… я кружу по целому миру; любопытство видеть Россию завлекло меня на край света.
— В самом деле, мы живем на краю света; хоть бы немножко поближе к Европе! Скоро, однако ж, железная дорога сократит путь. Как вы нашли Россию? — проговорил вельможный барин, произнося невнимательно все слова.
— Чудная страна, удивительная страна! — отвечал Волобуж, — во всех отношениях не похожая на Европу!..
— Не правда ли, совершенная Азия?
— Но что за воздух! Живительный воздух! Надо отдать справедливость, здесь воздух гораздо прозрачнее всех стран, где я ни был.
— Да, да, да, на воздух пожаловаться нельзя; но климат убийственный.