– На постсоветском пространстве – Эмир! Наши спецагенты жалуются на нерасторопность местных спецслужб во всех трех среднеазиатских республиках. Срываются сроки операции по ликвидации. Полнейший хаос и неразбериха, – разминая зубами ком жвачки размером чуть ли не с шарик для пинг-понга, цедил американец. – Госдепартамент направил ноты протеста. Пригрозил санкциями и замораживанием кредитных линий. Вроде бы дело сдвинулось с мертвой точки. Формируют объединенный батальон, следственную бригаду. Хотят поправить имидж, придав акции максимальную огласку, но по-моему, – чиновник насытил голос презрением, – азиаты водят нас за нос. Вместо фотографии Эмира по нашему запросу был предоставлен фоторобот какого-то Кинг-Конга с круглой шапочкой на башке.

– Тюбетейкой, – уточнил Бодровский, – национальный головной убор… Значит, правительство Штатов подталкивает неповоротливых парней дружной компашкой пойти на штурм.

– Не просто подталкивает – подгоняет пинком под зад. Операция может начаться с минуты на минуту, а может не начаться вообще!

Чиновник удрученно посмотрел на часы. Встал. Стряхнул с брюк крошки от поп-корна. Молча попрощался с каждым за руку, кроме стоявшего словно соляной столб переводчика, и отчалил, калькулируя в уме прирост банковского счета.

Пегий голубь, будто раскрашенный кистью художника-абстракциониста, не выдержав искушения, расправил крылья и спланировал на дорожку доклевывать аппетитные желтые комочки. В полете птица облегчила желудок, нагадив на твидовый костюм господина Бодровского. Тот, погруженный в раздумья, не заметил птичьего дерьма на лацкане пиджака.

– Проблемы? – щелчком тщательно отполированного ногтя латиноамериканец удалил нечистоты.

Глаза Платона Петровича, злые и испуганные, как у крысы с прищемленным крысоловкой хвостом, сощурились, а губы растянулись в дежурную улыбку:

– Нет проблем!.. Я умею заставлять людей делать то, чего они не хотят. В том числе решать мои проблемы!

Мистер Кали негромко поаплодировал, хлопнув партнера по бизнесу два-три раза своими оливковыми ладонями.

Отобедать в кругу семьи, посмаковать изысканные блюда в роскошном ресторане, хотя бы смочить горло за стойкой бара или посмотреть, разделив эмоции, финальный бейсбольный матч за кубок североамериканской лиги, о котором кричали афиши, расклеенные по всему Нью-Йорку, мистер Кали не предлагал. Побеседовав, они порознь вышли из парка как случайные знакомые, обсудившие погоду и на этом потерявшие интерес друг к другу.

А последние августовские деньки действительно выдались необыкновенно жаркими по обе стороны океана. Жара в Москве и в монстре-мегаполисе на берегах Гудзонова залива становилась нестерпимой.

Святой предпочел бы подготовиться к операции обстоятельно: с рекогносцировкой на местности, с полной разработкой объекта по кличке «Донор», с определением подходов и путей отступления.

Педантичный, словно замшелый бухгалтер, не позволяющий сгонять мух со своего стола, он именно так когда-то в прошлом моделировал экстремальные ситуации, могущие возникнуть при проведении операции. Его группа несла минимальные потери. Солдаты, которым свойственно быть чуточку суеверными, верили в счастливую звезду командира. Полковое командование с генеральскими лампасами на брюках ставило Святого в пример коллегам как образец усидчивого офицера, не пренебрегающего мелочами. Бестолковый и бессовестный генералитет устраивал разносы по принципу «И к телеграфному столбу можно придраться», при этом не забывая приписывать все заслуги себе.

Но вот уже три года как над Святым не было командиров и на его планы не накладывали резолюций. Он сам брал на себя ответственность.

Смутная ситуация с Катериной Василенко вынуждала к немедленному вмешательству.

Круши как молния, исчезай как смерч – таков был алгоритм действия. Однако на рожон Святой не полез и провел кое-какую предварительную работу. Посудачив с всезнающей агентурой – бабками, сидящими на скамейках перед подъездом, он выяснил, что дочку майора недели две никто не видел, а в квартире, дающей тему для бесконечных сплетен, обитают подозрительные личности.

– Хохлы! С Житомира, истинный крест с Житомира! – божилась говорливая старушка, сплевывая шелуху семечек. – Я по гыканью хохлов узнаю. Не нашенские, не московские ребятишки и курвы, что к ним ходють, не отсель.

– А сколько, бабушка, мужиков в квартире проживает? – выпытывал Святой.

– Трое охламонов чужуются. Старшой их наведывался частяком. Таперяча рыла не кажет. Редко так наездами бывает, страхолюдина! – Бабка прекратила лузгать семечки, скорбно поджала губы. – Девки-то гулящие!

Святой цокнул языком, пораженный жутким открытием старушки:

– Не может быть!

– Лярвы, клейма ставить негде! – сказала, как припечатала, остроглазая старушенция. – В лифту курют… Вот!

Последнее, по мнению бабки, было бесспорным аргументом порочности девушек.

Остальные божьи одуванчики дружно, как по команде, затрясли головами в платках. Разговорчивая солистка, проникнувшись доверием к вежливому мужчине, уважающему старость, предложила совместно полузгать семечки.