Куда больше ее интересовало то, что писала Катя о домашних делах. Мать она называла Тиной и упоминала о ней с раздражением, почти с ненавистью, отец также звался Стасом, но здесь тон повествования был совсем другим – Катя подробно фиксировала, когда и о чем он говорил с ней, что они делали вместе и чуть ли не сколько времени провели в обществе друг друга. «Вечером мы со Стасом сорок минут просидели в гостиной и спорили о фантастике. Он считает, что лучший писатель Брэдбери, а я утверждала, что Брэдбери, конечно, пишет классно, но это уже вчерашний день, а сейчас никто не может сравниться со Стивеном Кингом. Тогда Стас сказал, что Кинг – это отстой, а я не смогла этого стерпеть и кинула в него подушкой, а он увернулся, и подушка попала в камин, хорошо, что он не горел, тогда я кинулась на него и повалила на ковер. Я его лупила, а он хохотал, и тут вошла Тина, увидела нас, вся позеленела от злости и прогнала меня спать, стерва. Но все равно вечер получился клевый».

Виолетту девочка сразу окрестила домомучительницей: «Наняли очередную домомучительницу, противная ужас, еще хуже, чем те две, предыдущие». Впрочем, о воспитательнице девочка писала мало и коротко: «Домомучительница совсем достала», «Домомучительница опять лезла не в свое дело, пришлось ее послать» или: «Домомучительница так подлизывалась к Тине и Стасу, что смотреть было противно». Гораздо чаще упоминался охранник Витек, ему, похоже, девочка очень симпатизировала. Во всяком случае, он был «классный», «рульный», «прикольный» и «всегда все понимал».

Собственно, ничего нового Виолетта из Катиного дневника не узнала. Несколько разочарованная, она, как ей показалось, очень аккуратно вернула все на свои места, но Катя каким-то образом все же догадалась, что в ее вещах рылись.

Вечером семья традиционно собралась на ужин в комнате, которую с легкой руки Алексея называли трапезной. История ее была такова: по первоначальному проекту Тины «под пищеблок», как выразился тот же Федоров, в доме были запланированы две огромные комнаты – кухня и столовая. Но вскоре выяснилось, что поесть в таких условиях, собственно, получается, и негде. Завтракать перед работой на скорую руку в рассчитанной на двадцать человек столовой смешно – они же не английские лорды в фамильном замке! Кухня же получилась слишком большой и какой-то неуютной. К тому же там постоянно должна была находиться кухарка, а возможно, еще кто-то, кто будет ей помогать, – а есть в присутствии прислуги всем показалось неудобно. Поэтому кухню спешно решено было перегородить. Получилось небольшое, но симпатичное помещение, соединенное с другой половиной красивой аркой. Кухонные диванчики сделали его уютным, большой телевизор – комфортным, а несколько предметов натуральной хохломы, расставленных по полочкам, придали оттенок стиля а-ля рюс, что и дало повод для названия.

В тот вечер и Стас, и Тина вернулись домой рано и сидели в «трапезной» вместе со всеми, что случалось не так уж часто. Они возбужденно обсуждали какие-то проблемы, возникшие на стройке, Сашура с шумом катал по полу новую полицейскую машину с сиреной, Виолетта пыталась его утихомирить, Галина Ивановна накрывала на стол. Кати не было. Она появилась только тогда, когда все уже начали есть, эффектно встала, скрестив руки – вся в черном на фоне белой стены, – и заявила, кивнув на Виолетту:

– Я требую, чтобы ее уволили!

У Тины от удивления округлились глаза. Стас нахмурился:

– Что случилось?

– Сегодня днем кто-то рылся в моих вещах. Этого не мог сделать никто, кроме нее. Да и некому. Вы, как всегда, были на работе, малой тут тоже ни при чем, горничные сегодня не приходили. Значит, это она.

У Виолетты душа ушла в пятки. И как только эта дрянь обнаружила обыск, вроде бы она все положила на свои места. Что же теперь будет? Ну как вся предварительная работа, проведенная с родителями, окажется недостаточной? Но внешне она ничем не выдала своего волнения.

– У тебя что-то пропало? – спокойно спросила Виолетта, хотя внутри все дрожало – с девчонки станется сказать, что пропали, например, деньги. У нее, кстати, они просто так валялись по всей комнате, безо всякого кошелька – рубли, доллары, евро, бог знает на какую сумму. Виолетта и хотела было посчитать, но побоялась.

– Нет, ничего. Но вы лазили в мой стол и сложили тетради не в том порядке.

– Катя, дорогая! – веско проговорила гувернантка. – Я и не думала трогать твои вещи. Я никогда не захожу в твою комнату, когда тебя там нет, мы об этом договорились сразу.

– Врете вы все! – выкрикнула Катя и повернулась к родителям: – Папа, ты всегда говорил, что если няня мне не нравится, то это достаточное основание для того, чтобы ее выгнать. Так вот я прошу, нет, я требую, чтобы ноги этой женщины больше не было в нашем доме!

– Успокойся! Главное, ничем себя не выдай, и все будет в порядке! – шепнула на ухо появившаяся рядом Старуха. Иногда, когда хотела, она могла быть очень полезной. И Виолетта невозмутимо вернулась к своему фруктовому салату – после шести вечера она старалась не позволять себе ничего калорийного, – а Старуха медленно двинулась вокруг стола.

Сначала она подошла к Сашуре, погладила его по голове, и он тотчас подал голос:

– Катька, ты зачем на тетю Лето кричишь? Не кричи, она хорошая.

Старуха перешла от сына к матери, встала у нее за спиной, и Тина тоже заговорила:

– Катерина, ты становишься просто невозможна. Чтобы обвинять человека в таких вещах, нужны серьезные доказательства. А у тебя, как я вижу, их нет.

Старуха двинулась к Стасу, коснулась рукава его спортивной рубашки, и он тоже вступил в разговор, очевидно, намереваясь разрядить обстановку: