– Подумаешь, проблема! – уверенно отвечала ему Светлана. – Летом заработаешь, будем экономить. А я посвящу тебе все свое время, стану любить тебя, заботиться о тебе. Найду какую-нибудь подработку. Моя мама поможет, в конце концов… Выкрутимся! А потом ты начнешь работать, и все вообще образуется.

И она прижималась к Сергею всем своим гибким, точеным, желанным телом, и он, почти теряя сознание от жара, который исходил от нее, забывал обо всем и ощущал одну только гордость за то, что его любит такая потрясающая девчонка. И, обнимая ее, он невольно снова и снова вспоминал о той победе, которую сумел одержать над ничего не подозревающим другом. Антон там, в армии, небось грезит о Светлане, а в это время… она… с ним, с Сергеем…

Антон действительно не забывал о своих друзьях, хотя, надо признаться, особого времени для любовных страданий и воспоминаний о прошлом у него не было. С самого начала армия представлялась ему ненужным, но неизбежным периодом в его мужской жизни, и, собственно, так оно и вышло. Несмотря на то, что Антон был наслышан: москвичей в армии не любят, «деды» свирепствуют, служба тяжела, – у него не было никаких особых предпочтений, где служить. Ему было все едино, в каких частях и в каком климате отбывать эти два года. И все потому, что парень был поглощен одной-единственной мыслью: как можно быстрее отслужить и возвратиться в мединститут, к своим «железкам», к любимому занятию.

И все-таки, несмотря на полную неспособность Антона изворачиваться и устраиваться в жизни (а может быть, как раз именно поэтому), ему повезло. Головастых, грамотных ребят, вчерашних студентов, командование ценило и в обиду старалось не давать. Эти мальчишки вполне могли выполнять офицерскую бумажную работу, и Антон Житкевич очень скоро оказался среди таких счастливчиков. Мало того что он с самого начала попал в воздушно-десантные войска, да к тому же и в строю надолго не задержался.

Дело в том, что уже в самом начале службы, прыгая с парашютом, он сильно повредил ногу. Антона положили в госпиталь, а затем прикомандировали к войсковой части в Подмосковье, в штаб батальона. Это была канцелярская работа в чистом виде, и назначение на это место, разумеется, рассматривалось как временное, на период окончательного выздоровления.

Однако Антон, парень от природы аккуратный, так безукоризненно выполнял свою работу, что в отделе, где заполнялись демобилизационные документы и где до того царила полная неразбериха, установился небывалый порядок. И временное место службы сделалось постоянным – до конца армейского срока.

Начальство оценило старания Житкевича, а сослуживцы – его значимость как писаря. «Салагу», сумевшего выжить и стать незаменимым на такой должности, зауважали даже «старики». Канцелярское кресло оказалось ключом к нехитрому армейскому счастью. Несмотря на весь свой «кабинетный склад характера» (так думали о нем и в школе, и дома), Антон быстро сообразил, что вероятность контроля над ним ничтожно мала. Предположим, он позволял себе допустить ошибку при заполнении бумаг, и ефрейтор идет домой уже старшим сержантом – а это немалый престиж на гражданке. И работу легче найти, и зарплата поболе окажется. Старший сержант ВДВ!.. Это означало, что во время срочной службы человек прыгнул не три раза с вышки (что соответствовало действительности), а сорок раз и причем с самолета. Просто супермен, да и только! А нужно-то всего – немножко ошибиться в документах… Особого греха Антон в этом не видел (ведь он не вредил людям, а, напротив, помогал им), и потому допускаемый им время от времени обман казался ему вполне невинным, и угрызения совести парня ничуть не мучили.

Каждая ошибочка, которую допускал Антон в военных билетах демобилизующихся солдат, приносила ему все больше и больше популярности и уважения со стороны «дедов». Ясное дело, ни с какой дедовщиной он и близко не сталкивался, только слышал об этой дикости от других ребят, призывавшихся в одно время с ним, и старался, чем мог, помочь им. А поскольку Антон Житкевич всегда обладал умением посочувствовать и стремлением помочь, немалый авторитет он сумел завоевать в части и среди молодых призывников.

Только потом, уже на гражданке, когда он стал понемногу забывать про потерянные два года, он понял, как ему подфартило в жизни. Ужасы неуставных армейских отношений обошли его стороной. Встречая на газетных полосах очередной дикий материал о том, что творится в армии, он понимал, что для него армейские два года оказались скорее детским садом, нежели военным учреждением: думать ни о чем не надо, накормят, напоят, спать по расписанию уложат, да еще и непыльную работу дадут… Словом, красота.

Антон, научившись в ускоренном темпе справляться с канцелярскими делами, умел выкраивать время для своих учебных занятий. Он разработал комплекс упражнений для поддержания формы, учил латынь и анатомию, читал английские статьи по биохимии и по компьютерам, которые присылал или привозил ему отец, и вообще справедливо считал, что его жизнь в армии устроилась вполне сносно.

«Живу я здесь, уважаемая Катерина Матвевна, с пользой и удовольствием, – так, в духе любимого всеми «Белого солнца пустыни», начинал он иногда свои письма друзьям. – Работа моя нетяжела, и долг свой мужской перед Родиной я исполняю честно…»

И, отправив это послание, он принимался терпеливо ждать от ребят ответа.

А друзья редко отвечали на его письма. Чаще писала Светлана. Она сообщала Антону о мало что значащих в их жизни делах, об учебе, об успехах Сергея, об общих знакомых… О самом же главном – их любви и будущей свадьбе – ни слова. Девушка искренне испытывала к Антону дружескую привязанность, относилась к нему тепло, хотя и чуть свысока, дорожила его преданностью и не хотела сообщать ему о таком важном для нее событии по почте. Вот вернется Антошка, и они вместе с Сережей обо всем ему расскажут.