Он запнулся, заметив, как скривился Ло, отмахнувшись от ответа доктора.

– Не то, не то, – с отчаянием, точно он был не в себе, проговорил молодой человек. – Великие науки – это не говорит мне ни о чем. Мне нужно что-то конкретное, за что я мог бы зацепиться мыслями, памятью, инстинктом…

Профессор молчал. Он не мог помочь своему пациенту; таинственная работа мысли должна совершаться сама по себе, заржавевшие механизмы памяти ждали толчка, который мог совершить только сам Ло.

Но Цзяоцин не хотела и не могла ждать. И пересохшими губами, едва живая от волнения, она прошептала:

– Там изучают литературу. Там сильная литература. Ты должен был читать и любить русские книги… Ты помнишь имена – Толстой, Тургенев, Достоевский?

Ло на мгновение застыл в растерянности, и четкий голос доктора Сяо разорвал повисшую в комнате тишину:

– Не уходи в себя, Ло. Ответь мне: ты помнишь эти имена?

– Да… – пробормотал мужчина, и Дине показалось, что зрачки его расширенных глаз остановились, замерли, как и он сам, и повернулись внутрь, в душу, в непостижимый внутренний мир. – Да, помню. «Война и мир», «Отцы и дети», «Преступление и наказание». Я, наверное, хорошо учился в школе, раз все это помню. Через столько лет… Или я читал это и потом, после школы?

– Русские много читают, – мягко сказал доктор Сяо. Он готов был произносить любые банальности, лишь бы не дать сейчас Ло остановиться и снова уйти в себя. Работа памяти не должна прекращаться ни на минуту, ниточку нужно продолжать вытягивать из клубка – иначе она вновь запутается в себе подобных…

– А где же я жил? В городе, кажется. Да, я жил в Москве… Я помню это. Я любил арбатские улицы. Что такое Арбат? – Он вскинул глаза на Дину, но та лишь беспомощно пожала плечами. Она никогда не бывала в Москве, и слово «Арбат» ни о чем ей не говорило.

– Значит, я из России. – Ло со всего размаху бросился в кресло и застыл в нем, сцепив руки на коленях в прочный замок. Возбуждение начало проходить, и теперь он чувствовал себя так, словно по нему прошелся многотонный каток, расплющивший его силы, желания, волю.

– Погоди, Ло. Нельзя вспомнить всю жизнь сразу. Давай начнем с самого конца. Мы можем выяснить, кто ты такой, откуда, только из материалов о катастрофе лайнера. Тебе трудно, больно это вспоминать, но ничего не поделаешь. – И профессор стал вынимать из папки вырезки, которые он перебирал за эти годы множество раз. – Вот список пассажиров рейса. Смотри, среди них есть только одно русское имя, только один подданный России. Антон Житкевич. Тебе о чем-нибудь говорит это имя?

Доктор Сяо внимательно взглянул на молодого мужчину, но тот молчал. На смену нервному возбуждению пришла апатия, и сейчас Ло казалось, что, возможно, и ни к чему ворошить прошлое. Все равно они ничего не выяснят. Все равно он навсегда останется созданием доктора Сяо. И, может быть, это и к лучшему?..

– А вот и продолжение, – Дина взяла в руки хорошо ей знакомый, уже пожелтевший от времени лист газеты. – Здесь сообщается, что прилетевшие из России близкие этого пассажира – его жена Светлана Житкевич и его партнер по бизнесу Сергей Пономарев – не опознали Антона среди мужчин, оставшихся в живых. Им выдали останки того, кто предположительно мог быть их мужем и другом, и они увезли их на родину. Прах был захоронен на Кунцевском кладбище в Москве.

Лицо Ло исказила непреднамеренная и болезненная гримаса. Девушка хотела продолжить, но отец предостерегающе поднял руку, бросив на дочь короткий и строгий взгляд:

– Спокойно, Ло. Давай больше не будем углубляться в детали. Тебе нужен перерыв; ты и так потратил сегодня много сил. Но начало положено, Ло! Появилась ниточка, по ней мы можем идти дальше.

Ло вяло и безразлично кивнул, а доктор шепнул дочери:

– Дина! Вызывай на утро психолога. С Ло нужно работать аккуратно, но работать непременно, непременно… И постарайся не оставлять его одного.

А молодой человек в изнеможении сидел в кресле, закрыв глаза и не делая даже попытки вслушаться в тот тревожный шепот, которым обменивались доктор и Дина. На сердце было тяжело. Удивительно, но сегодняшнее открытие не принесло ему радости. Он вдруг разом лишился обретенного после выздоровления покоя. С этого момента в нем поселились тревога и ощущение какой-то опасности, точно его ждет капкан, или за ним кто-то охотится, или он заблудился в незнакомом лесу… Доктор Сяо был прав: профессиональный психолог был ему крайне необходим. Психика Ло была не готова к этим новым потрясениям и лишь с огромным трудом (и, возможно, немалым ущербом для здоровья) могла справиться с нахлынувшим потоком воспоминаний.

На следующий день, с самого утра, к Ло, который проводил эту ночь в привычном интерьере больницы, пришел доктор Сяо с молодым высоким юношей – новым штатным психологом клиники, только что вернувшимся с учебы в Америке. Доктор Сяо посчитал, что в случае с Ло нужны новые методы работы с сознанием, самые передовые методики восстановления памяти. Серьезный юноша выслушал историю Ло и сказал, что он сможет работать с пациентом только в своем собственном, специально оборудованном кабинете. И все трое, спустившись на лифте и пройдя по длинному коридору, оказались в небольшой комнате с плотно закрытыми окнами, кушеткой и креслом для врача.