Шрифт:
Через месяц каждодневных тренировок он мог с закрытыми глазами найти нужную карту с фильмом на полке своего номера. Мог погрузиться в фантазии загорающих у бассейна девушек. Мог без слов и жестов подсказать массажистке, где бы ему хотелось почувствовать прикосновение. Мог мысленно позвать кого-то, привлечь к себе внимание, заставить людей обернуться или выполнить несложное действие…
Проходили дни, месяцы… Эксперименты становились сложнее. Кроме удовлетворения жажды знаний, «чудеса» приносили практическую пользу: развивали в парне умение врать и отвлекали его от дум о том важном, чем он занимался в рабочее время. Дум, которые теперь не только вредили нервной системе, но и представляли нешуточную опасность – как Стас мог услышать самые яркие из мыслей Хасана, так и Хасан улавливал отчетливые мысли своего пленника.
От дум Стаса отвлекала и Зара. Единственный друг, красивая девушка, а теперь еще и соучастница заговора, дочь Хасана не оставляла молодого человека своим вниманием. Неизвестно, чем она руководствовалась – личной симпатией или желанием «помочь» отцу – Стас предпочитал не задаваться этим вопросом. Просыпаясь утром, молодой человек вспоминал бездонные темные глаза мулатки и получал заряд жизнелюбия, который помогал ему начать день с верой в свою победу. Общение этой пары затруднялось целым рядом ограничений: различным мировосприятием и воспитанием; нэтфоном Стаса – рядом всегда ощущалось присутствие кого-то третьего; тайной темой, о которой оба старались не говорить, но хотели поговорить в первую очередь. И все же молодые люди старались видеться чаще, притягивались друг к другу, становились друг другу ближе. Чем лучше Стас узнавал девушку, тем яснее видел, насколько сильная и зрелая личность жила в обманчиво хрупком и юном теле. Чем чаще Зара слушала слова Стаса, тем интересней ей было распутать паутину порождающих их недетских мыслей, проникнуть в сложный и многогранный внутренний мир отличающегося от всех ее прежних знакомых русского парня.
Работа потребовала не день и не два – что-то стало нормой, что-то вошло в привычку, о чем-то Стас позабыл, к чему-то стал относиться иначе. Казавшийся неисчерпаемым поток открытий постепенно иссяк до тонкого ручейка, а информационный голод сменился пресыщением.
Настроение Стаса тоже менялось. На смену воодушевлению пришло спокойствие, спокойствию – апатия, апатии – усталость и раздражительность, усталости и раздражительности – воодушевление. И так по кругу…
«Новое открытие?» – как-то за завтраком Зара уловила очередную перемену в настроении Стаса.
«Открытие?» – молодой человек поражался способности мулатки заглядывать к нему в голову без его ведома, но на этот раз сомневался, попала ли Зара в точку или увидела лишь то, что лежало на поверхности. – «Я закончил работу – ты об этом?»
«Не думаю, что дело в работе – ты так томился ожиданием дня, когда закончишь, что не стал бы горевать, когда придет время действовать. Тебя опять что-то тяготит. Что?»
Стас тяжело вздохнул, не особенно задумываясь о том, что его громкий вздох будет записан нэтфоном. Этим утром он был взвинчен и с трудом сдерживал эмоции, чтобы и вовсе не заговорить с Зарой вслух.
«Гул!»
«Какой «гул»?» – не поняла девушка. – «Ты вздыхаешь, словно мучаешься не первый день?»
«Я слышу его не первый день.» – поправил Стас. – «А вот мучаюсь… Не знаю… То ли гул стал сильнее, то ли чесотка превратилась в зуд, то ли сегодня просто нечем занять голову до прилета Хасана с Юлей…»
«А что за гул?»
«А сама разве не слышишь? Никакого рукотворного, противоестественного, негармоничного, уродливого ритма, который не прекращается ни днем, ни ночью?»
Зара недоуменно подняла брови:
«Нет… И что же это за ритм?»
«Воздействие Посвященных! Их программы! Они как волны: бьют и откатывают, толкают к чему-то, нервируют, путают мысли, гудят в ушах!»
«Но ты же не пользуешься сетью?» – не поняла Зара.
«Не пользуюсь… А как бы я ей пользовался в своем фильтре?»
«Тогда откуда волны?»
«Отовсюду. Воздух, вода, стены зданий – вокруг меня все вибрирует! Миллиарды людей принимают ритм и отражают его в окружающее пространство! Этот ритм невозможно заглушить, от него невозможно отвлечься!…»
«Но, видимо, ты сам захотел его слышать?»
«Что?!» – поразился Стас.
«Вспомни: ты не хотел уловить воздействие программ Посвященных, чтобы понять, когда оно прекратится?»
Стас задумался.
«Хотел, но…»
«Настраивался, прислушивался? Теперь чувствуешь, слышишь?»
«Но я ведь не просил, чтобы шум превратился в грохот! Я его едва улавливал, мне даже казалось, что это не ритм программного кода, а игра моего воображения! А сейчас он просто разрывает мне череп!»
«А не может быть, ты просто нервничаешь перед финальным этапом?»
Стас мотнул головой, сердясь, что его хотят успокоить таким примитивным способом, и выпустил воздух сквозь зубы, чтобы снять излишнее напряжение.
«Не понимаю, почему ты не слышишь, а я просто схожу с ума?!» – признался он.
«Ты слышишь, я – нет.» – Зара пожала плечами. – «Любой из нас имеет доступ ко всему, о чем думает. Когда частота нашего восприятия входит в резонанс с частотой того, что хочется увидеть или понять – невидимое становится видимым. Ты хотел услышать, как программный код звенит в воздухе – ты услышал. Я не думала о программах, как о звуковых волнах – для меня, как и для большинства людей, они беззвучны. Я не слышу потому, что не хочу слышать!»