Шрифт:
Потом они вылезли и валялись голые в мягкой свежей траве.
– Славно!.. – говорил Иванов, поворачивая к солнцу свою широкую спину с блестящими на ней мелкими капельками воды. – Построим здесь две кущи…
– А ну их к черту! – весело закричал Санин. – И без кущи славно, кущи-то всякие давно надоели!
– Ух-а! Трык-брык! – закричал Иванов, выделывая какие-то дикие и веселые па.
Санин, хохоча во все горло, стал против него и принялся выделывать то же самое.
Голые тела их блестели на солнце, и мускулы быстро и сильно двигались под натянутой кожей.
– Ух! – запыхался Иванов.
Санин еще потанцевал один, потом перекувыркнулся через голову.
– Иди, а то всю водку выпью, – крикнул ему Иванов. Одевшись, они доели огурцы и допили водку.
– Теперь бы пивка холодного… ха-арошо! – мечтательно сказал Иванов.
– Поедем.
– Валяй.
Они наперегонки сбежали с берега к лодке и быстро поплыли.
– Парит, – сказал Санин, счастливо жмурясь на солнце и разваливаясь на дне лодки.
– Будет дождь, – отозвался Иванов, – правь же… черт!..
– Догребешь и сам, – возразил Санин.
Иванов брызнул на него веслом, и светлые прозрачные брызги, насквозь пронизанные солнцем, каскадом разлетелись вокруг.
– И за то спасибо, – сказал Санин.
Когда они проезжали мимо одного из зеленых островов, послышались веселые взвизги, плеск и звонкий радостный женский смех. День был праздничный, и из города много народа понаехало гулять и купаться.
– Девицы купаются, – сказал Иванов.
– Пойдем посмотрим, – сказал Санин.
– Увидят.
– Нет, мы тут пристанем и пойдем по осоке…
– А ну их, – слегка покраснев, сказал Иванов.
– Пойдем.
– Да соромно, – шутливо пожал плечами Иванов.
– Чего?
– Да… оно ж девицы. Нехорошо…
– Дурень ты, – сказал Санин, смеясь, – ведь ты б с удовольствием посмотрел.
– Да ежели девица и того… то кому же оно…
– Ну, так и пойдем…
– Да оставь…
– Тьфу! – сказал Санин. – Нет ни одного мужчины, который бы не хотел видеть красивую голую женщину… и даже такого нет, который хоть раз бы в жизни хоть мельком бы не посмотрел, а…
– Оно так, – согласился Иванов, – а все-таки… ты б уж, если так рассуждаешь, и шел бы прямо, а то прячешься!
– Так прелести, друг, больше, – весело сказал Санин.
– Оно, конечно, весьма это приятственно… А ты сдерживайся…
– Ради целомудрия?
– А хотя бы…
– Да не хотя бы, а больше ведь не для чего!
– Ну, пусть.
– Ну… Да ведь в тебе и во мне этого целомудрия нет…
– Если око тебя соблазняет, вырви его, – сказал Иванов.
– Не городи глупостей, как Сварожич, – засмеялся Санин. – Бог дал тебе око, зачем же его рвать?
Иванов, улыбаясь, пожал плечами.
– Так-то, брат, – направляя к берегу лодку, сказал Санин. – Вот если бы в тебе при виде голой женщины и желания никакого не появлялось, ну тогда был бы ты целомудренный человек… И я бы первый твоему целомудрию удивлялся бы… хотя бы и не подражал и, весьма возможно, свез бы тебя в больницу… А если все это внутри у тебя есть и наружу рвется, а ты его только сдерживаешь, как собаку на дворе, так цена твоему целомудрию – грош!
– Оно точно, только ежели не сдерживаться… то иной человек может бед натворить!..
– Каких бед? Если сладострастие и ведет иногда к беде, так не оно, само по себе, в этом виновато…
– Оно, положим… ты не изъясняй!
– Ну так идем?..
– Да я разве что…
– Дурень ты, вот что… Иди тише! – улыбаясь, сказал Санин. Они почти ползком проползли по душистой траве, тихо раздвигая звенящую осоку.
– Гляди, брат! – восторженно сказал Иванов. Купались какие-то барышни, судя по цветным кофточкам, юбкам и шляпкам, ярко пестревшим на траве. Одни были в воде, брызгались, плескались и смеялись, и вода мягко обливала их круглые нежные плечи, руки и груди. Одна высокая, стройная, вся пронизанная солнцем, от которого казалась прозрачной, розовая и нежная, во весь рост стояла на берегу и смеялась, и от смеха весело дрожали ее розовый живот и высокие девичьи крепкие груди.
– О, брат! – сказал Санин с серьезным восторгом. Иванов с испугом полез назад.
– Чего ты?
– Тише… это Карсавина!
– Разве? А я даже не узнал… Какая же она прелестная! – громко сказал Санин.
– Н-да, – широко и жадно улыбаясь, сказал Иванов.
В это время их услышали и, должно быть, увидели. Раздался крик и смех, и Карсавина, испуганная, стройная и гибкая, бросилась им навстречу и быстро погрузилась в прозрачную воду, над которой осталось только ее розовое с блестящими глазами лицо.