Тейт сказал:

– Вот видишь: жгло, а приятно. Этот лист растет за морем. В нем великая сила. Очень полезная для человека.

А больше Тейт ничего не сказал об этом листе заморском. Ни то, откуда он, ни то, где добыт, ни то, давно ли он у него.

А в другой раз скальд Тейт, сын Скарпхедина, сказал Кари так:

– Лес таит в себе огромное таинство. С каждым деревом можно вести беседу. Разумеется, на понятном ему языке. И каждый листочек, каждая зеленая иголочка в лесу содержат в себе нечто, в чем нуждается наша душа, без чего нельзя жить. Каждое дерево отплатит тебе дружбой, если ты будешь ему другом. Лес подобен человеку: ибо есть в нем душа, и зовется она Лесная. И боги живут в той душе, словно птицы в гнезде. Мудрость, великая мудрость в лесу!..

Теперь должно быть понятно, почему Тейт и Кари часто хаживали по лесным тропам. И это стало у них в обычае: идти в лес и добывать, по мнению Тейта, нечто диковинное. А Кари было любопытно. И он еще больше полюбил скальда.

Их путь на этот раз пролегал через Форелевый ручей, в том самом месте, где брод. Когда они были еще далеко от этого места, Тейт остановил Кари и сказал так:

– Погоди. Надо разузнать, в чем дело.

Тейт стал теребить бороду. И водить головой, точно зверь, почуявший опасность. А Кари ничего не слышал и не видел – был он словно глухой и слепой.

Потом они двинулись вперед – осторожно, медленно, чтобы не выдать себя. И там, где лес начинал редеть, чтобы уступить место широкой травянистой речной пойме, притаились они за стволом дерева. А дерево то было в два обхвата.

Только теперь различил Кари людские голоса, немножко приглушенные течением ручья. Что там? Кто там? Что делается на переправе?

– Мы постоим здесь, – сказал Тейт, – незачем связываться с вооруженными до зубов людьми… Ты присмотрись получше…

По эту сторону переправы всадники вели между собою разговор. Поначалу казалось, что все обстояло просто: встретились на переправе знакомые. Но понемногу голоса все больше возвышались. Вскоре разговор превратился в брань, а брань – в жестокую ругань. Очень сердились всадники, и, как видно, друг на друга.

Это были Ульв и Фроди со своими братьями. У каждого сбоку – меч, в руках – копье, а поперек седла – секира. Трое стояли против троих.

Ульв сказал:

– Мало того, Фроди, что ты ловил рыбу на нашем участке, ты даже не встал, когда я приблизился к тебе.

– Да разве ж ты конунг? – усмехнулся Фроди.

– Это неважно. Будь я конунг – не стал бы с тобою речь заводить. Для разговора с такими, как ты, у конунга имеются холопы.

Фроди покраснел от гнева.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Напомнить тебе о нашем вчерашнем уговоре. Только и всего.

– Биться?

– Только и всего!

Фроди нашел в себе силу, чтобы немного вразумить этого самонадеянного Ульва.

– Ульв, – обратился он к нему, – я вчера не желал убийства. Я бы мог уложить тебя на месте и сообщить об этом твоей родне или вовсе не сообщать. Но сегодня не прощу ни единого оскорбительного слова.

Брат Ульва сказал:

– Молоть зерно в такое время – не мужское дело. А мы – послушать тебя – похоже, собрались кашу варить. Подобно женщинам. Лучше скажи, Фроди, какое выбираешь оружие.

Уговор состоялся такой: сначала биться мечами. Если ни один не одержит верх, тогда очередь наступит для секиры, а уж после этого для копья.

Братья – и те и другие – отъехали в разные стороны и говорили вполголоса. О чем был совет – того не слышали ни Тейт, ни Кари.

Тейт следил за всадниками холодным, злобным взглядом, а Кари, казалось, вот-вот закричит, чтобы остановить безумцев от кровопролития. Кари был уверен, что житель фиорда с жителем того же фиорда может всегда договориться, не прибегая к оружию.

Тейт, словно бы угадав намерение Кари, крепко сжал его руку и сверкнул глазами: дескать, не вмешивайся, не твое дело!

Кари становилось страшно…

Тейт еще раз взглянул на него сурово. Сдвинул сердито щетинистые брови. Сказал:

– Кари, знаешь ли ты, что такое жизнь?

Молодой человек растерянно молчал.

– А я знаю. Смотри и сделай себе зарубку на носу: это – жизнь!

И посоветовал внимательно следить за тем, как ведет себя каждый на поляне возле переправы через Форелевый ручей.

Фроди сидел на лошади неуклюже, словно бы никогда и не ездил на ней. Это, наверно, потому, что на лодках и многовесельных кораблях чувствовал себя увереннее. Весло как бы продолжало его руку, оно было как живое – очень послушное его воле. Правда, и лошадь не была ему в новинку – с малолетства приучен к верховой езде. Обо всем этом, может, не стоило бы говорить, если бы Ульв не являл собою картину прямо противоположную: он точно составлял единое целое с лошадью, точно у них было одно сердце, одно кровообращение. И меч он держал в руках ладно, как хороший едок деревянную ложку. Глядя со стороны, казалось, что не стоило и затевать этот поединок, потому что исход предрешен: Фроди не совладать с Ульвом.