Академик просматривал дневники научных наблюдений, горячился, сердился, иногда махал рукой и предлагал «бросить все к черту». Маша тогда сводила брови, отбирала у академика записи и напоминала, что до пятидесяти тысяч еще далеко. Тогда-то Овесян и решил, что опыты следует вести в параллельных лабораториях. Над поставленной проблемой вместе с Машей и Овесяном стали работать многие ученые.

Академик сказал однажды Маше:

— Неистовое у вас упорство. Словно броню сверлите.

— Закаленную броню, — поправила Маша.

— Потому и стружки нет, один скрип, — вставил футболист Федя и тотчас съежился под Машиным взглядом, стал ростом с Гришу.

Часто академик сам засучивал рукава, менял условия опыта. Маша тогда стояла за его спиной, ревниво следя за каждым его движением. Овесян работал быстро, уверенно, как опытный хирург.

— Заколдованный круг, — бормотал Овесян и, хлопнув дверью, уходил в свой кабинет.

Минуту спустя через дверь слышались звуки Лунной сонаты Бетховена. Вот уже несколько лет Овесян, ничего другого не игравший, с завидным упорством разучивал на рояле без посторонней помощи Лунную сонату.

Маша переглядывалась с техниками и принималась готовить новый опыт.

Вдруг пассаж обрывался, и возбужденный Овесян влетал в лабораторию:

— К черту! Меняйте все. Сделаем вот так. — Маша методически записывала. Академик торопил ее, сам тянул провода, менял схему, включал электронные лампы, возился с вакуумным насосом, перемазав в машинном масле рубашку, требовал по телефону подачи в лабораторию сверхвысокого напряжения.

Со временем Овесян стал реже заходить в лабораторию. У него появилось много разных дел. Маша стороной узнавала, что он выступает с докладами по совсем другим вопросам, наконец, услышала, что он уехал, не простившись, за границу для участия в конференции защитников мира. Маше не хватало чего-то очень важного, ей было тоскливо. Когда-то она смеялась над своей детской влюбленностью в пламенного профессора, а теперь… Сегодня он должен снова появиться в лаборатории. Она мучительно искала выхода. Никогда с таким творческим напряжением не готовилась Маша к приходу академика.

И он пришел.

Маша привыкла, что он вихрем врывается в лабораторию. Часто он налетал на Машу, раскинув руки, порой даже шутливо сжимал ее в объятиях, глядя при этом на показания какого-нибудь прибора.

Сейчас Овесян молча вошел и остановился у двери. Пока Маша шла к нему, он рассеянно оглядывал лабораторию.

— Пыль, — усмехаясь, показал он Маше на заброшенные схемы.

Маша вспыхнула:

— Вы же сами не позволяете прикасаться…

Овесян кивнул головой, взобрался на высокий табурет:

— Ну?

— С водородом ничего не выйдет? — с укором спросила Маша.

— Нет, почему же? — снова усмехнулся академик. — У других получается. Тяжелый водород сливается с тяжелым или сверхтяжелым, дейтерий с тритием… Миллионы градусов… миллионы атмосфер…

— И в результате взрыв! Разве это нам нужно? Иногда я думаю, к чему могло бы привести безумие взрывов. И всякий раз вспоминаю вами же нарисованную картину. Помните, вы рассказывали одной девочке… Холодные шары в мертвом мраке, бессмысленное движение безжизненных тел…

— Так, так… — поощрительно кивнул академик.

— Кстати, о девочке, — неожиданно сказала Маша. — Я хочу открыть вам одну детскую тайну.

Академик стал рассматривать ногти.

— Помните… когда я впервые слушала вас. Я была потрясена. Тела теряют свою длину при больших скоростях.

— Закон Лоренца — Фицджеральда? — вскинул брови академик.

— Я все время думала об этом без вас. Ведь ядра водорода летят с огромными скоростями. Это значит, что одно для другого они теряют длину. Если ядро — шарик, то оно превращается… ну, в диск, не имеющий толщины…

— Постойте, — соскочил академик с табурета.

— Нет, подождите, — схватила его за руку Маша, — если такие диски встречаются под разными углами, им значительно труднее задеть друг друга, чем шарам.

Маша видела, как загорелись глаза у Овесяна, как преобразился он весь.

— Черт возьми! — сказал он, удивленно вглядываясь в Машу. — Не хотите ли вы сказать, что надо резко уменьшить скорости? Во всяком случае, это стоит проверить!

— Ну, конечно. Помните, вы как-то говорили, что нужно организовать беспорядочное тепловое движение атомов. Еще заказали тогда особо мощные электромагниты, чтобы они заставили двигаться ядра определенным образом. Электромагниты пришли с завода.

— И можно попробовать? Где мой халат, черт побери!

Перед Машей стоял прежний Овесян, помолодевший, почти такой, каким увидела она его впервые в Политехническом музее. Но теперь уже Маша расхаживала перед ним, взмахивала рукой и говорила:

— Я часто думала о том, на что мы будем способны, если сумеем любую каплю воды превратить в энергию?

— Все льды в Арктике растопим, — решил академик.

— Нельзя, — урезонила Маша. — Поднимется уровень морей. Затопит Европу.

— Хм… Ну, ладно. Подогреем Гольфстрим или сибирские реки…