Шрифт:
— Нет! Вот что сделаем, — перебила Маша. — Слой вечной мерзлоты! Он простирается едва ли не на треть всей нашей гигантской территории. Я представляю себе скважины. Множество горизонтальных скважин в земле, подобных кротовинам, которые оставляет за собой трактор, когда протаскивает в заболоченной почве подземный снаряд. По таким же кротовинам мы будем пропускать подогретый пар, получаемый в нашей атомной установке. Вот перспектива, Амас Иосифович! Какова?
— Какова? — переспросил академик. — Нет, в самом деле какова! — и он решительно подошел к Маше, крепко обнял и поцеловал ее в щеку.
— В комсомольцы запишусь. Новую целину поднимать будем! Весь Дальний Восток! Какой будет блаженный край с отогретой землей! Черные березы, виноград, тигры, может быть, обезьяны, лимоны и пшеница… моря пшеницы…
Сердце у Маши бешено колотилось.
— У меня все готово для опыта, Амас Иосифович, — еле выговорила она.
— Так включайте же! Живее включайте! — скомандовал академик.
Глава шестая
И СНОВА БАРЕНЦЕВО МОРЕ!
И снова Баренцево море!
Как далекие детские образы, вставали перед глазами Жени бегущие крутые волны. Сколько смутных, полузабытых впечатлений, сколько воспоминаний! Галя, мальчики, Гекса… К горлу подкатывается комок. Чувствуешь себя опять совсем маленькой…
Корабль «валяло» с борта на борт. Свинцовые, зеленоватые на скатах, кипевшие на верхушках пеной гигантские валы бесшумно подбирались к кораблю, но не ударялись о борт, а ныряли под киль. Казалось, они уходили вглубь, но на самом деле они поднимали корабль. Судно взлетало, словно на гору, чтобы в следующее мгновение опуститься в низину. Палуба убегала из-под ног и накренялась Женя никак не могла по ней ходить, цеплялась за переборки и реллинги.
Вот она, стихия Феди! Третьи сутки Женя и Алеша на корабле, в трюмах которого — оборудование завода-автомата и холодильные машины для его отопления.
К обеду и ужину капитан приходил в кают-компанию последним, уходил первым. С Женей и Алешей он был приветлив, но ни разу не встретился с ними на палубе, не зашел ни к одному из них в каюту, не позвал к себе.
Женя издали часто наблюдала за ним, стоя на палубе. Вот и сейчас она заметила на мостике фигуру капитана. Ветер развевал его брезентовый плащ. Вскоре капитан скрылся за штурманской рубкой. Теперь Женя стала смотреть выше мостика и увидела белую толстую веревку, протянутую над палубой. Не сразу догадалась, что это обледеневшая антенна.
Неожиданно к Жене подошел радист в щеголеватом кителе.
— Вам письмо, — сказал он, протягивая конверт.
— От кого? — заволновалась Женя. — Что-нибудь случилось?
— Не могу знать. Это ж не радиограмма, — значительно произнес радист. — Это ж письмо.
Женя рассмеялась:
— Ну, конечно, романтик! Нашему Ивану Гурьяновичу, отпетому коротковолновику, мало утреннего радиопривета со Слонового Берега, нужна еще и голубиная почта.
— Что вы, Евгения Михайловна! Какие ж это голуби? Обыкновенное радио. Интереснейший радиоприбор. Счел бы за радость показать его вам. Воспроизводит точную копию исписанного листа, который лежит в Москве перед другим радиоаппаратом.
— Нечто вроде фоторадиограммы? — спросила девушка, нетерпеливо вертя в руках странный конверт.
Но радист, украдкой взглянув на собеседницу, принялся пространно рассказывать, что эта фоторадиограмма получается сразу в запечатанном виде. Внутри заклеенного конверта — бланк, на котором остается след от записывающего луча, свободно проходящего через бумагу конверта.
— Так что не могу знать, от кого и о чем, — закончил радист.
Женя на ветру разорвала конверт. Он взвился и исчез на пенном гребне.
Знакомый почерк отца:
«Пересылаю тебе, девочка, письмо, адресованное на академию, в расчете, что я передам его по назначению. Пользуюсь случаем обнять тебя, моя ласковая и жестокая дочурка, покинувшая отца на столь долгий срок».
Письмо, написанное по-английски, было… от Майка.
Женя знала французский и немецкий языки, но с английского переводила лишь со словарем, которого под рукой не было.
Майк! Кто он теперь? Вот повод снова встретиться старым друзьям — Феде и Алеше.
И Женя направилась к капитанскому мостику. Едва она взошла на трап, как услышала за собой странный звук. Словно что-то упало и со звоном разбилось. Девушка оглянулась. По накренившейся палубе перекатывались ледяные осколки.
Ничего не поняв, Женя стала подниматься на мостик, но на последней ступеньке нерешительно остановилась. Перед капитаном стоял радист и докладывал, что обледеневшая антенна порвалась. Он просил разрешения тотчас исправить повреждение.
— Нет, — решительно возразил радисту Федор. — Снасти обледенели. Сорвешься. Побудем без радио.