Заметив смущение Женьки, профессор громко и со вкусом расхохотался. Тот неуверенно улыбнулся в ответ. Признаться, он уже сожалел о своём порыве, и даже хотел встать и уйти, но что-то неуловимое в глазах товарища его удержало.

– Вот так, друг мой! – радостно заявил Лёха. – Теперь мы перевернём мир! Мы! Мы с тобой! – Он вскочил, потряс над головой кулаками, зачемто пробежался по лаборатории, совершенно ни к чему пощёлкал непонятными тумблерами. Судя по всему, его лихорадило от переполнявшей жизненной энергии, не старый ещё организм требовал действия.

Женька прокашлялся.

– Так это… Ты хотел мне что-то показать?

Профессор остановился посреди лаборатории, несколько секунд смотрел на него, словно вспоминая – откуда здесь взялось это. Наконец спохватился.

– Показать!? Да, именно показать! Я тебе такое покажу! Мы с тобой шагнём в другое измерение. Я покажу тебе новый мир, мир безграничных возможностей, мир, где…

– А поконкретней можно? – довольно бесцеремонно перебил его Женька. В конце концов, чего стесняться – судя по всему, он нужен Лёхе гораздо больше, чем Лёха ему. Понятно, что этому яйцеголовому он интересен лишь как подопытный кролик. Или мышь. Или кого они там используют для своих опытов? Теперь вот на людёв переходят.

– Поконкретней говоришь? – очень кстати подвернулся стул, профессор плюхнулся на него, закинул ногу на ногу. – Пожалуйста, – он обвёл лабораторию боярским жестом, словно приглашал к столу. – Как я и говорил тебе вчера: я могу вернуть тебя на тридцать лет назад, в этот же самый день и час.

– Меня?

– Ну, не совсем тебя, – поправился Лёха. – Только твоё сознание. С той лишь разницей, что твоё альтер эго будет находиться в теле пятнадцатилетнего пацана. Со всем твоим жизненным опытом, само собой.

– Охренел, что ли? Меня ж домой не пустят! Пятнадцатилетний! Да у меня дети старше! А моя семья, моя работа, а документы опять же?…

Профессор застонал, словно от зубной боли.

– Идиот! Ой, извини, это я о себе – не объяснил толком: ты не просто станешь моложе на тридцать лет – ты действительно перенесёшься обратно в семьдесят пятый год. Я создал поле, способное отправить тебя в прошлое. Но только на тридцать лет – это темпоральный предел, – извиняющимся тоном добавил он. – Да больше и нужно.

– В семьдесят пятый? – с сомнением переспросил Женька.

– В одна тысяча девятьсот семьдесят пятый, – уточнил профессор.

– Хм, – задумчиво покусал губу новоиспечённый Фауст. – Звучит заманчиво…

– Ещё бы не заманчиво! – обрадовался Лёха. – Ты только представь – какие возможности открываются перед тобой! Какие горизонты!

– Та-ак, – протянул Женька. Встал, шагом прошёлся по лаборатории, остановился у одного из экранов, по которому ошалело метались зелёные кривые.

Профессор молча следил за ним, словно боясь спугнуть.

– Та-ак, – повторил Женька и прошёл к окну. Сквозь матовые стёкла в помещение проникал лишь дневной свет, увидеть через них что-либо абсолютно невозможно, но Женька упёрся невидящим взором именно в окно.

Вернуться назад. Стать снова молодым, здоровым, полным надежд. Прожить ещё одну жизнь, но уже по накатанной, проторённой дороге. И быть застрахованным от совершённых когда-то ошибок. Предвидеть, предугадывать уже произошедшие события, и вовремя реагировать на них. Застраховаться от собственной тупости, афганской войны, перестройки, нищеты, голода, тотального дефицита, путча, дефолта, наконец, снова войны, только уже кавказской… Создать нормальную счастливую и обеспеченную семью. Это ли не мечта каждого нормального человека! Не экстремала-пофигиста, а именно простого обывателя. Такого, как он – всего лишь желающего обрести уверенность в завтрашнем дне. И потом…

Он резко обернулся.

– Ты говоришь – сознание. А тело?

– А что тело? На хрена эта, прости за правду, эта дряхлая развалина пятнадцатилетнему? – искренне удивился Лёха. – Оно просто пшик – растворится где-то в потоках времени. Закон сохранения массы: если в одном месте сколько-то убудет, в другом ровно столько же прибудет.

– Тоже верно. Погоди-ка. А тебе-то что за интерес? Ну, в смысле – я-то зачем тебе нужен? Ты ведь прекрасно можешь перенестись сам.

Профессор замялся.

– Видишь ли… Это очень сложно объяснить человеку, далёкому от темпоральных исследований…

– Чего-то ты темнишь, дружище, – хмыкнул Женька.

– Да нет же! – с излишней горячностью заверил Лёха. Он чувствовал себя очень неуютно под прицелом Женькиных глаз: морщил лоб, хрустел пальцами, силясь подобрать нужные слова, облечь в доступную форму яркие, изумительные и неоспоримые доводы. Он, конечно, ждал этого вопроса, но надеялся, что придёт время – и слова сами найдутся, как уже бывало не раз. Слова, конечно, были, но все не те.