– Да, на бал к моему отцу. Приглашение вы получили.

– И был чрезвычайно удивлен, – с кислой улыбкой ответил Джордж.

Джентльмен подошел к Джорджу: – Джордж, представь нас, пожалуйста.

– Извини, Морис. Конечно. Девеллин протянул руку:

– Вы кажетесь мне чертовски знакомым. Да! Жиру. Вы мой новый портной, не так ли?

– Один из моих помощников сделал для вас пару жилетов. Но я не одобряю цвета. Их подобрал ваш человек.

– Цвет лошадиной мочи? И что-то вроде серой плесени?

– Боюсь, что так. – Взгляд Жиру критически скользнул по его вечернему костюму.

Маркиз пожал плечами.

– Хорошо. Тогда едем. Вы оба. Жиру в ужасе отступил.

– На бал к Гравенелю?

– Вам обоим следует подумать о Сидони, – настаивал маркиз. – Сегодня вечером это очень важно. Ее семья должна быть с нею.

– Сидони тоже будет там? – спросил Кембл.

– Она мне обещала, – доверительно сказал маркиз. – Она приедет, и я думаю, вам тоже следует это сделать ради нее.

– Вы сошли с ума, – ответил Жиру, садясь в кресло и разворачивая газету. – Более половины джентльменов там пользовались моими услугами.

– Очень хорошо. Тогда вас не надо будет представлять.

– Милорд, позвольте мне объяснить, – ворчливо сказал Жиру. – Мужчины не желают знать людей, которые занимаются столь щекотливым делом, как замер их талии и расположение их тестикул, чтобы добиться идеального покроя. Да и я, честно говоря, не желаю их знать. Это очень плохо для моего бизнеса. Я торговец и, с вашего позволения, хочу им остаться. Кроме того, хотите, верьте, хотите, нет, я не желаю, чтобы ваша семья испытывала неловкость за мое приглашение.

Конечно, он был прав.

– То же самое могу сказать и я, – вмешался Кембл. – У меня вообще нет интереса.

– Но вы мой вновь обретенный, горячо любимый кузен, дьявол бы все это побрал! Моя мать собирается, открыто прижать вас к своей груди и вернуть в лоно семьи.

– Оставьте! – сказал Кембл. – Вы же не думаете, что я это проглочу?

– Свет проглотит! – рявкнул Девеллин. – Подумайте о будущем вашей сестры. Не хотел бы преждевременно это выкладывать, но мы с Сидони на следующей неделе женимся по специальному разрешению.

– Вы, должно быть, пошутили. Девеллин натянуто улыбнулся.

– Боюсь, я чуть-чуть скомпрометировал ее добродетель.

– Негодяй! – процедил сквозь зубы Кембл. – Мне придется спустить с вас шкуру, отстегав хлыстом.

– А я думал, вы собирались пристрелить меня в темном переулке, – напомнил маркиз.

Кембл в гневе заметался по комнате.

– Боже мой! Конечно, она против! Нет, этого не может быть! Проклятие! Я знал, что эта девчонка попадет здесь в беду. Но брак? С вами?

Девеллин заставил себя не терять самообладания:

– Конечно, я понимаю, что не заслуживаю Сидони. Конечно, я даже не мечтал об этом. Но есть другая, более ужасная причина для замужества Сидони. Мое богатство и титул защитят ее от низких слухов, которые могут возникнуть и в стать причиной множества вопросов. Подумайте, старина, и вы поймете, что я имею в виду.

Кембл с ненавистью смотрел на него.

– Вы проклятый шантажист.

– И все-таки мы уже обручены, – нагло солгал Девеллин. – Объявление сегодня. Моей матери нужна уверенность, что Сидони примет все общество. Потом, если захотите, можете вызвать меня. Но сейчас вы обязаны выполнить свой долг перед сестрой.

– Боюсь, он прав, Джордж, – почти весело сказал Морис. – Надень шелковый кремовый жилет. Он придает твоему взгляду более честное выражение.

– Я предпочитаю хлыст, – заметил Кембл, налив себе бокал шерри и сделав большой глоток. – А потом быстроходный паром во Францию решит большинство проблем Сидони.

– Может, здесь ей нравится больше? – спокойно предположил Девеллин. – Не хотел бы это говорить, Кем, но ваша сестра тоже небезразлична ко мне.

Джордж еще кипел от ярости, однако постепенно сдавался.

– Это разорит меня. Я буду открыто признан членом семьи Хиллард! Моя анонимность исчезнет. Мои знакомые из преступного мира не захотят больше знать меня. Разве в таких обстоятельствах можно заниматься бизнесом?

– Кстати, насчет анонимности. Хотел бы спросить, откуда у вас имя Кембл. Где вы его взяли?

– С театральной афиши, когда мне было четырнадцать лет. Надеюсь, вы простите, что я не хотел оставаться Буше, а тем более Хиллардом.