— Ты храбро сражался, приятель, — признал киммериец, — Жаль, что пришлось придушить тебя. Ты защищал свое потомство. Но где же этот идол? Эй, ты, тварь бессловесная!

Из-за черного валуна неподалеку выглянула испуганная физиономия.

— Мог бы помочь, между прочим.

— Моя говорить. Ты не слушать. Кварр сердитый.

— «Моя говорить!» — передразнил Конан. — Ублюдок трусливый. А ну, помоги! У меня тут кровь хлещет. Шевелись, пока не выгрыз тебе печень!

Кхитаец сложил ладони у груди и мелко закивал.

— Моя ходить. Звать хозяин.

— Не надо хозяина. Солнце уже низко. Сам что-нибудь придумай!

Слуга снова закивал. Он робко приблизился к сердитому великану, которому едва доходил до середины груди, и закинул себе на плечо тяжелую руку.

— Ходить туда, — пролопотал Мэн Чан и указал на лужицу поблизости. — Я помогать.

Конан навалился на кхитайца и заковылял к озерцу, в ноздри ударила невыносимая вонь.

— Там что, падаль утопили? — скривился киммериец.

— Живая вода, — донесся до него полупридушенный голос.

— А ты ничего не перепутал? Может, это моча Нергала? — язвил варвар, но уже без особой злости — просто, чтобы не застонать.

Он рухнул на землю около вонючей лужи и стал наблюдать за желтолицым. Тот проворно подбежал к озерцу, набрал зловонную жидкость в ладони, сложенные ковшиком, и, подскочив к Конану, выплеснул воду на раненую икру. Варвар заскрежетал зубами. Кровоточащее мясо словно прижгли раскаленным железом.

— Ты что, скотина?! — взревел киммериец. — Шею сверну!

Мэн Чан испуганно отскочил, но потом снова припустил к озерцу и проделал то же самое с другой раной. Конан ревел, как медведь, которого пырнули рогатиной, и мотал головой. В нескольких коротких, но выразительных фразах он сообщил кхитайцу, что думает о нем самом, его родственниках до седьмого колена, и красочно описал пытки, которым подвергнет мучителя, как только встанет на ноги. А тот, не обращая внимания на хриплые проклятья, отодрал от своей набедренной повязки две полосы и ловко перебинтовал раны, которые успели затянуться корочкой. Потом кхитаец встал и понесся вниз по склону.

— Куда ты, дерьмо верблюжье? — прохрипел Конан без особой надежды, что его услышат.

Обезьяна облезлая… Побежал-таки звать хозяина. Зачем, спрашивается… Боль уже отпустила. Вот только слабость осталась.

Через несколько мгновений киммериец вынужден был признать, что напрасно поносил провожатого. Мэн Чан вернулся с веткой кустарника. Это было какое-то незнакомое киммерийцу растение с мелкими глянцевитыми листьями и красными ягодами. Слуга сорвал пару ягод и протянул Конану. Тот повертел красные шарики между пальцев и с недовольной миной положил в рот. Под тонкой оболочкой скрывались два крупных ядра. У ягод был резкий, но приятный запах.

— Не глотать, — проговорил кхитаец. — Жевать! Долго!

Конан подчинился, хотя его так и подмывало выплюнуть зерна. Неожиданно голова стала ясной как никогда. Варвар почувствовал такой приток сил, что сердце бешено заколотилось.

— Вот так снадобье! — изумился он и протянул руку к ветке.

— Нельзя, — помотал головой желтолицый. — Много нельзя. Сердце лопнуть.

— Нельзя так нельзя, — согласился Конан и вскочил на ноги.

Остаток пути до одной из вершин хребта одолели без приключений, хотя путникам пришлось карабкаться через камнепад, пересечь вброд стремительную ледяную речушку, к счастью неглубокую, а потом перебираться на другой край ущелья в сплетенной из лиан корзине, скользящей вдоль каната, прочность которого внушала киммерийцу большие сомнения.

С высоты можно было охватить взглядом весь остров. Как и говорил Симплициус, все западное побережье представляло собой хаотическое пересечение горных гребней, царство заснеженных пиков, мертвых черных скал и ущелий, которые отсюда казались просто змеистыми трещинами. Скалы вырастали из воды отвесной стеной, и вряд ли кто-то мог найти спасение у их подножия. Во всяком случае, зоркие глаза киммерийца не смогли различить ничего похожего на галеру или ее обломки.

Конан развернулся и стал изучать панораму восточного берега. Его глаза отыскали белое пятнышко среди зелени — жилище гандера, переместились на желтые и коричневые заплаты полей, нащупали голубую ниточку реки и, следуя вдоль нее, наткнулись на синюю кляксу — озеро.

Множество извилистых, разветвляющихся потоков бежали от озера к океану. Пространство между ними заполняла густая зелень. Варвар всматривался до ряби в глазах, надеясь увидеть струйку дыма от костра, но его ожидания были обмануты.

Между тем на западе багровый диск уже проваливался в белую вату облаков. Надо было возвращаться, чтобы продолжить поиски на следующий день.

На обратном пути Конан попробовал вытянуть что-нибудь об острове и его обитателях у кхитайца, но тот словно язык проглотил. В душе варвара раздражение боролось с признательностью к молчуну, который так быстро поставил его на ноги. Лишь белые полоски, пересекавшие икру и бедро, напоминали о ранах. Он двигался так свободно, словно кварр не выхватил из его тела пару кусков плоти.

Конан скосил глаза на спутника. Странный все-таки вид у этого кхитайца. Глаза пустые, будто он наелся черного лотоса. Может, и на этом благословенном острове растут цветы забвения? Или желтолицый отупел в неволе? Рабство калечит слабые души. Во время своих скитаний Конан не раз наблюдал, как подневольные люди превращались в покорных животных или впадали в бессмысленное буйство. Иногда рабы десятками кончали с собой, как будто безумие распространялось быстрее заразы.

Когда путники вступили под сень деревьев, кругом уже разливался мрак. Ночь воцарилась внезапно, словно упал черный занавес. Кхитаец начал проявлять признаки беспокойства. Он пугливо озирался и даже дрожал всем телом. Его очевидный страх насторожил Конана. Киммерийцу даже почудился шорох, показалось, будто тень мелькнула между стволов. Глупости, одернул он себя, этот бедняга просто трусоват, вот и шарахается от каждого куста. Снова шум. Камешки покатились, стронутые с места чьей-то стопой, затрещали ветки. Шумное сопение, возня… Зверь? Может, одна из диких свиней, о которых говорил гандер, бродит в чаще? Конан поднял с земли увесистый камень и подбросил на ладони. Запустить наугад, чтобы спугнуть зверя? А если это хищник? Или нечисть? Будет глупо привлекать внимание. Лучше подождать, пока тварь, копошащаяся во мраке, нападет и обнаружит себя. Но кто бы ни таился за черными стволами, он не спешил показываться, и путники благополучно достигли белеющего в темноте строения.