Шрифт:
— Вы… знаете?.. — в один голос спросили молодые люди и невольно переглянулись друг с другом.
— Знаю… Это — шансонетная певица Мадлен де Межен — невеста Савина.
— Откуда же у вас, однако, эти сведения? — серьезно спросил Сергей Павлович.
— Птица на хвосте принесла.
— Вы шутите!
— Я не шучу… Какое вам дело, откуда эти сведения, если они верны!
— Значит, и Савин здесь?
— Здесь.
— В таком случае, дело упрощается… Завтра же я разыщу Николая Герасимовича и через него найду и Неелова, и Любовь Аркадьевну, — сказал Долинский.
— Но как же ты разыщешь его? — спросил Селезнев;
— Очень просто… Он, несомненно, живет прописанный, ему нечего теперь скрываться…
— А кто же эта Мадлен де Межен? Его невеста?
— Ну, если хочешь, невеста… Он живет давно с ней… Эта связь началась еще за границей… Она его безумно любит, и эта любовь побудила ее приехать в Россию в качестве шансонетной звезды… Она дожидалась его освобождения, и теперь они снова вместе…
— Однако, это все-таки не особенно подходящее общество для моей сестры, — сквозь зубы проговорил Селезнев.
— Это несомненно… Видимо, Неелов думает иначе.
— Я его заставлю думать так, как думают все порядочные мужья…
— Он не муж ее… — печально сказала Елизавета Петровна.
— Вы и это знаете?
— Я знаю даже, что он раздумал, видимо, на ней жениться и ухаживает за очень богатой московской невестой.
— Негодяй! Я его заставлю жениться под пулей! — воскликнул Сергей Аркадьевич. — О, только бы найти его.
— Не беспокойся, теперь найдем. И он от нас не увернется, — с нескрываемой злобой добавил Сергей Павлович Долинский.
— Боже мой, Боже мой, несчастная девушка, она теперь, может быть, сама не знает как вырваться из этого омута, в который бросилась очертя голову.
— Не беспокойтесь, она будет его законной женой, а затем может бросить его, если пожелает, — сказал Долинский.
— Утешительного мало. Разве в этом счастье?
— Но в этом сохранение чести… Однако уже поздно, пора в постели… Утро вечера мудренее. До завтра. Пойдем, Сергей Аркадьевич.
Молодые люди простились с Дубянской и отправились к себе в номер.
XXV
МЕДАЛЬОН
Растрата в несколько десятков тысяч рублей, конечно, не могла произвести никакого затруднения в операциях банкирской конторы «Алфимов и сын» при ее громадных денежных оборотах.
Известие о растрате с быстротою молнии распространилось по городу, особенно после того, как на другой день газеты оповестили о ней в витиеватой форме. Несколько особенно осторожных вкладчиков явились вынуть свои капиталы, но когда контора тотчас же выдала их, то на другой же день они принесли их обратно, приведя за собой и других.
Все, таким образом, для репутации конторы окончилось благополучно.
Корнилий Потапович, занятый всецело возможностью овладеть Ольгой Ивановной, не обратил особого внимания на случившееся и после ареста Сиротинина снова пришел, к удовольствию Ивана Корнильевича, в хорошее расположение духа.
Праздник, данный им на даче, не привел его к желаемым результатам, а потому он решился начать сезон необычайным по роскоши и затеям бал-маскарадом.
Этот праздник был назначен на 8-е октября.
За несколько дней перед ним графиня Надежда Корнильевна задумчиво сидела в своем будуаре уже на зимней квартире.
На глазах ее сияли слезы умиления.
«Итак, меня связала теперь с мужем новая неразрывная и святая связь!» — думала она.
«А тот, милый, желанный, несчастный! Теперь я обязана отнять у него даже тот невинный залог — медальон… Как он настрадается… О… Петя, если бы ты только знал, какую жертву мы приносим».
Дверь тихо отворилась.
— Надя, ты плачешь! Ты все еще несчастна! — проговорил граф Вельский.
— Нет, Петя, эти слезы не горькие… Эти слезы светлые, перед новой жизнью, которая должна настать для нас… Теперь не ради одной меня ты должен отказаться от своих…
Он понял.
На глазах у него выступили слезы никогда неизведанного счастья.
Он стал обнимать жену и с невыразимой нежностью целовал ее.
— Письмо от госпожи Руга! — доложила, входя Наташа.
— Могла бы и подождать! — заметил граф Петр Васильевич, с видимым отвращением распечатывая конверт.
Графиня смотрела на него вопросительным взглядом.