Шрифт:
— И эти поручения были связаны с находившимися у него на руках денежными суммами?
— Конечно.
— Суммы эти превышали сумму приписываемой ему растраты?
— В десять раз, если не более…
— Мог он воспользоваться при исполнении поручения хоть частью денег так, чтобы это ускользнуло от вашего внимания при поверке?
— О, конечно, он мог войти в сделку и нажечь меня на большую сумму на законном основании… Я выбрал его для этих поручений как рекомендованного прекрасно его бывшим начальством, а по выполнении поручений при освободившемся месте кассира я поручил ему кассу и думал, что я могу теперь спать спокойно… Кто мог думать, что его добросовестность и аккуратность были лишь лицемерием…
Корнилий Потапович вздохнул.
— Вы поручали вашему сыну оставлять у Сиротинина ключ от кассы после дневной проверки? — спросил следователь.
— Нет… Это было опрометчивостью с его стороны, за которую он и поплатился имущественно…
— То есть как?
— Все недостающее он заплатит из своего капитала, вложенного в дело.
— Вы ему сказали об этом?
— Да.
— И что же он?
— Он тотчас же согласился и предложил сделать это даже сейчас.
— Кто теперь заведует кассой?
— Мой сын.
На этом допрос старика Алфимова был окончен.
Он не поколебал мнения судебного следователя в невиновности Дмитрия Павловича Сиротинина, но уже окончательно убедил его в ней состоявшийся через день допрос Ивана Корнильевича.
Судебный следователь как-то невольно принял против него более строгий тон, и смутившийся при первом появлении в камере следователя молодой человек смутился и растерялся еще более.
— Во время проверки кассы лично вами без вашего отца не давали ли вы Сиротинину таких поручений, которые заставляли его удаляться из помещения кассы?
— Не помню…
— Припомните…
— Кажется, что нет.
— Вы говорите правду?
— Да… — через силу произнес с дрожью в голосе Иван Корнильевич.
— Кто мог, кроме Сиротинина, совершить эту кражу?
— Не знаю…
Кроме этих односложных ответов: «да» и «нет», «не помню» и «не знаю», от молодого Алфимова добиться нельзя было ничего.
«Вот настоящий виновник! — решил следователь, отпустив этого свидетеля. — Но как обличить его? Вот вопрос!»
IV
ОН СБЕЖАЛ!
В тот же вечер после свидания Сергея Павловича Долинского с Любовь Аркадьевной Селезневой, Елизавета Петровна Дубянская уже была в «Северной» гостинице, и молодая девушка встретила ее с искренней радостью.
Она застала там и Владимира Игнатьевича Неелова, который ранее уже от Любовь Аркадьевны узнал о прибытии в Москву петербургских гостей, и это известие нельзя сказать, чтобы его порадовало.
Он встретил Дубянскую смущенный, с холодною любезностью, и перекинувшись несколькими словами, извинился, что ему необходимо уехать по делу, и вышел.
— Я рад, что Любовь Аркадьевна остается с преданным ей другом… — заметил он при прощании, подчеркнув, видимо намеренно, последние слова.
Оставшись с глазу на глаз с Елизаветой Петровной, Любовь Аркадьевна рассказала ей все свое недоумение относительно изменившегося к ней любимого человека, свою сердечную муку, свои предположения — последние со слов Мадлен де Межен — и, наконец, всю безвыходность своего положения.
— Вы не можете себе представить, как я рада, что вы здесь, а то я совершенно одна… M-lle де Межен добрая, великодушная, милая женщина, но она все-таки мне чужая…
— А я? — спросила Елизавета Петровна.
— Вас я считаю теперь родной… Вы породнились со мной, будучи близкой свидетельницей всего со мной происшедшего… Я знала ведь, что вы обо всем догадывались, но были так благородны и великодушны…
— Что не высказала своих подозрений вашим родителям?
— Да.
— Но это только потому, что я сомневалась в справедливости возникших в моем уме подозрений.
— Этим-то вы и доказали чистоту вашей души.
— Но, быть может, теперь вы не должны меня благодарить за мое пассивное отношение к вашей судьбе. Если бы я вам помешала, кто знает, вы были бы счастливее.
— Нет, от судьбы не уйдешь… Я уже была обреченной. В тот день, когда вы поступили к нам, было мое первое свидание с ним наедине, которое решило все…
— Мне эта мысль тогда же приходила в голову… — заметила Дубянская.
— Если бы вы мне стали мешать, вы ничему бы не помогли, а я не сохранила бы о вас такого хорошего мнения и не была бы с вами так откровенна, как теперь.
— Сергей Павлович сказал мне, что вы обещали передать мне письма господина Неелова.
— Да, я их и вручу вам для передачи ему… Я не знаю, что он хочет с ними делать, но я верю, что он берет их для моей пользы.