– Ну, давай демонстрируй… – он хотел добавить «придурок», но в последний момент удержался.

Толик подошел к иконе святого Пантелеймона, перед которой теплилось несколько свечек. Он встал перед иконой, упер в нее взор и обхватил голову руками.

Смешки прекратились. В церкви воцарилась напряженная тишина. Сама атмосфера, казалось, сгустилась и стала осязаемой. Слышно было, как потрескивают фитили свечей. Неожиданно одна свечка заколебалась, потом оторвалась от аналоя и поднялась в воздух. Она повисла над головой Толика. Синий огонек трепетал в потоке воздуха, но не гас.

Громкий выдох десятков ртов стал ответом этому явлению.

Свеча висела между отцом Владимиром и Картошкиным безо всякой опоры.

Поп, вытаращив глаза, взирал то на свечу, то на Картошкина, не в силах вымолвить ни слова.

– Фокус, – наконец еле слышно произнес он, однако человек в джинсовом костюме расслышал.

– А сейчас тоже фокус?! – громко спросил он и взмахнул руками.

Остальные свечи тоже взмыли в воздух и висели где-то под куполом, мерцая словно звездочки.

– Тоже, – произнес отец Владимир, хотя и с некоторым сомнением. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Вполне исчерпывающее объяснение, – хмыкнул человек в джинсовом костюме. – Ну хорошо… Тогда завершим наше выступление еще одним фокусом. Последним. – И он вновь сделал тот же жест.

Вначале как будто ничего не произошло, но очень скоро отец Владимир длинно и тоненько завизжал, как молочный поросенок-несмышленыш. Внимание публики переключилось на него, и тут все увидели: поп уже не стоит у алтаря, а медленно поднимается в воздух. Вначале он оторвался от пола всего на несколько сантиметров, но с каждой минутой возносился все выше и выше. Присутствующие в церкви, несмотря на полумрак, отчетливо видели, как поп судорожно болтает торчащими из-под рясы ногами, обутыми в модные кроссовки «Reebok».

Чем выше поднимался отец Владимир, тем все более мелодичные звуки он издавал. Если вначале они напоминали поросячий визг, то постепенно перешли в подобие птичьего щебета, даже скорее орлиного клекота. При этом физиономия отца Владимира потеряла всякое осмысленное выражение. Глаза вылезли из орбит и блуждали как у безумного, полные щеки тряслись… Наконец поп вознесся метра на три и остановился. Присутствующие, вытаращив глаза, благоговейно взирали на болтавшегося в воздухе. Отец Владимир словно плавал в невесомости. Вокруг его головы порхали зажженные свечи, образуя нимб. Ряса развевалась.

– Снимите меня отсюда, – наконец изрек он нечто членораздельное.

Но Шурик и его приспешники уже потеряли к попу всякий интерес. Они повернулись. Толпа, подпиравшая их сзади, поспешно расступилась, и чудотворцы неторопливо вышли из церкви. Лишь мамаша Картошкина замешкалась. Она продолжала смотреть на подвешенного и, похоже, о чем-то размышляла.

– Умоляю, снимите! – рыдал поп. – Помогите хоть кто-нибудь. Ради Христа окажите помощь!

И тут мамаша Картошкина тоже совершила чудо. Она перекрестила отца Владимира, и тот медленно и неуверенно опустился на земную твердь.

Возможно, читатель, увлеченный событиями в Верхнеоральске, забыл о других персонажах нашего повествования, а именно об Иване и Михаиле, в поисках редких книг забравшихся в непроходимые таежные дебри. Стоит напомнить, что изыскания двух друзей увенчались успехом. В самой чащобе они наткнулись на заброшенный староверческий скит, в котором сохранилась небольшая библиотека, состоявшая из уникальных печатных и рукописных томов.

Дальнейшие их действия были вполне обычны, и поэтому опишем их лишь вкратце. Нагруженные добычей «мародеры» вернулись к лодке, где их ждал проводник Фрол, потом компания спустилась вниз по реке, достигла отправной точки маршрута, погрузилась в самолет-кукурузник и отбыла из заповедных краев в относительно цивилизованные места. Потом была нудная поездка в насквозь пропыленном автобусе, поезд и, наконец, прибытие в родной Екатеринбург. Путешествие закончено!

И вот уже Иван Казанджий сидит за письменным столом в своей уютной квартирке и изучает добычу. Таково было одно из условий, которые он поставил перед организатором экспедиции Михаилом Гурфинкелем. По мнению Ивана, вначале нужно хотя бы бегло просмотреть находки, определить их ценность, а потом уже продавать. Мишка не возражал, поскольку знал дотошность приятеля и считал: первоначальные осмотр и анализ добычи только пойдут на пользу.

Обработка добытого материала, или, как про себя ее называл Иван, «возня» с книгами, заняла не один вечер. С чувством поистине благоговейным осторожно расстегивал он медные застежки и раскрывал черные крышки переплетов. Сотни лет было томам, и Казанджию становилось даже жутко от мысли: в чьих руках могли они побывать. Взять хотя бы вот это рукописное Евангелие. Если судить по начертанным вначале строкам, переписано оно в 7043 году от «сотворения мира». Производим несложный подсчет. Из первой цифры вычитаем 5508 – разницу между датами от «сотворения мира» и от «Рождества Христова», получаем 1535 год. Великому князю Ивану Четвертому, будущему Грозному, всего пять годков. До принятия царского титула еще двенадцать лет, а до взятия Казани и того больше – целых семнадцать! Книга выполнена, можно сказать, со всей возможной для того периода роскошью. Заставки, открывающие каждое из четырех Евангелий, – шедевр византийского орнамента. За почти пятьсот лет яркие краски, нанесенные на листики сусального золота, почти не изменились. Все так же играют разноцветьем, как и века тому назад. Для кого изготовлена эта книга? Может быть, для того же Грозного?