Не отступили от полуразрушенной восточной башни и англичане. Они лишь отошли на безопасное расстояние, потому что оседание Проклятой башни могло продолжиться. Часть воинов и рыцарей, однако, вернулись в лагерь, и с ними вместе – король Ричард. Едва стало известно о том, что комендант Акры предлагает переговоры о сдаче города, Ричарда охватил порыв ликования – он верил в успех своего дерзкого плана, но не ожидал таких скорых результатов. Однако спустя короткое время силы покинули короля – приступ лихорадки, самый жестокий за все время болезни, свалил его с ног, и он не сумел даже сесть в седло – рыцари, испуганные этой внезапной, столь необычной слабостью могучего монарха, соорудили носилки из копий и плаща и отнесли своего предводителя в его шатер.

– До чего же ты довел себя, сумасшедший мальчишка! – воскликнула, не войдя, а попросту вбежав в шатер, королева Элеонора и склонилась над сыном.

По лицу, шее, плечам и рукам Ричарда струями стекал пот.

– Не воображайте, матушка, что я умру, и вы станете править Англией в одиночку! – проговорил король, стараясь не стучать зубами и пытаясь улыбнуться.

– Очень мне нужно на старости лет возиться со страной, в которой ты, а еще раньше твой отец натворили столько глупостей! – в тон ему вскричала Элеонора. – А потом, неужто ты позабыл, что за тобой, если ты вздумаешь умереть, трон наследует твой младший братец, заносчивый дурак, гордец и трус? Если уж я так говорю о собственном чаде, то оно того и стоит... Ты не самый лучший король, какой может быть, но ты все же куда лучше старухи, которой пора подумать о спасении души, и молодого надутого глупца! На-ка вот, выпей: эту настойку мне дали в монастыре Святой Троицы в Кентербери. Монахи уверены, что от лихорадки она помогает лучше других лекарств.

С этими словами женщина опустилась на колени возле постели сына, приподняла ему голову и поднесла чашку, куда налила из пузатой глиняной бутыли густой ароматной жидкости.

Ричард глотнул раз, другой, допил все до конца, и дрожь в его теле и впрямь почти сразу унялась.

– Хорошая штука! – теперь он уже улыбнулся по-настоящему. – Крепкая, как вино. Можно еще, а, мама?

– Я бы не советовала. Те же монахи сказали, что если выпить этой штуки слишком много, можно впасть в буйство. А ты и так бываешь буен, Ричард! Утром выпьешь еще чашку. А сейчас лежи спокойно и гони вон всех своих рыцарей. Условия сдачи города отлично обсудит и Филипп-Август. Воевать он не мастак, зато очень хорош, когда ему сдаются... Сейчас придет Беренгария – я попросила ее подогреть для тебя вина.

Львиное Сердце нахмурился:

– Вот это зря! Не очень бы я хотел, чтобы молодая жена видела меня в таком состоянии... Еще подумает, что вышла замуж за хилую развалину!

Элеонора искренне рассмеялась:

– Правду говорят, что чем сильнее и отважнее мужчина, тем дольше он остается ребенком. У тебя было столько женщин, а ты их вовсе не знаешь! Женщины любят восхищаться подвигами. Но не меньше того любят жалеть, сострадать, перевязывать раны и прикладывать к горячему лбу возлюбленного влажный платок. Важно только давать им возможность чередовать одно с другим. Успокойся: увидев тебя таким, эта девочка влюбится еще сильнее!

Решительная королева не только посоветовала сыну «гнать вон всех рыцарей», но и отдала приказание охранявшим шатер воинам, чтобы к королю никого не впускали. Однако едва ли нашелся бы такой караульный или даже дюжина караульных, которым удалось бы не пропустить куда-то Седрика Сеймура. Он попросту отшвырнул от входа в шатер троих или четверых воинов и вошел.

Ричард в это время только что задремал. Рядом с ним находились лишь две женщины. Юная королева Беренгария пристроилась возле его постели прямо на ковре и нежно положила голову на плечо мужа. Ее черные, как уголь, волосы широким плащом укрывали могучую грудь короля. Элеонора сидела в кресле, возле небольшого стола и читала, доказывая тем самым, что по-прежнему обладает хорошим зрением: на столе горела лишь одна свеча в маленьком бронзовом подсвечнике.

Когда из-за полога послышались возмущенные вопли стражи, и в шатер вошел старый рыцарь, Беренгария тихо ахнула, а Элеонора быстро обернулась к вошедшему и даже едва не вскочила с кресла, но удержалась.

– Что это такое?! Что это значит, сир Седрик? Как вы посмели?..

Седой Волк, увидев бледное, влажное от пота лицо Ричарда и испуганно расширенные глаза Беренгарии, слегка смутился и заговорил почти шепотом:

– Право, я не хотел бы быть грубым, ваши величества! Однако есть одно важное дело, которое нужно довести до ушей короля... Мне сказали, что он сильно захворал, да я и сам это уже вижу. Вот и думаю теперь, возможно ли его разбудить ради того, чтобы он услыхал нечто важное, чего завтра может уже не услышать?

– О чем вы, мессир? – так же тихо спросила Элеонора.

Седрик коротко рассказал об узнике-монахе, которого он и молодые французские рыцари нашли в темнице под Проклятой башней и о его желании увидеть английского короля и рассказать нечто важное.

– Может, это его бредовое видение, но очень может быть, что и нет! Ведь он единственный выжил в этом страшном склепе, да еще в последнее время жил без пищи и почти без воды. Не зря же Господь дал ему на это силы, и, возможно, ему действительно явилось некое откровение. А жизнь его висит на волоске, это и наш лекарь подтвердил, так что если ждать, скажем, до вечера либо до утра, пока король проснется, то может оказаться поздно!

Элеонора Аквитанская раздумывала всего несколько мгновений. Она подошла к постели сына, слегка отстранила Беренгарию и осторожно положила руку на плечо спящего:

– Ричард! Проснись!

Король открыл глаза и обвел шатер стремительным взглядом.

– Ба-а-а! Наш герой явился! Сокрушитель вражеских башен и колебатель крепостных стен! Не иначе как вы пришли за заслуженной наградой, мессир, а?

– Он пришел не за этим, – возразила Элеонора. – Ради этого ни он, ни тем более я не стали бы тебя будить. Послушай...