Неистовый дед расплатился со мной за ремонт, добавив «от чистого сердца» еще одну бутыль – по счастью, поменьше предыдущей, и отбыл. Спорить с ним сил не было. Сомнамбулически побродив по пакгаузу, я решил, что лучшее лекарство от похмелья – здоровый сон, и вернулся на раскладушку. Снилась мне всякая чушь – я мчался на нелепом паровозе Феофанова в сияющие дали, среди немыслимой красоты пейзажей, но мне почему-то было очень грустно. Со мной в кабине стоял Михалыч и ветер развевал его седую бороду. Он был непривычно молчалив и задумчив. Среди хитрых рычагов управления шустро поворачивался какой-то невзрачный мужичонка преклонных лет, одетый странно и старообразно. Во сне я как-то сразу догадался, что это и есть пресловутый мастер Феофанов. Мне очень хотелось расспросить его о том, что на самом деле случилось с ним и с паровозом, но я почему-то не мог произнести ни слова. Да и глупо было спрашивать – вот паровоз, вот механик – что мне еще надо? Во сне это казалось очень логичным. Неожиданно паровоз шумно затормозил, выпуская клубы пара.

– Конечная! – сказал Феофанов и указал на Михалыча – ему сходить.

– А нам? – спросил я.

– Мне туда дороги нет, а тебе пока рано.

Я не очень удивился, во сне его слова показались мне исполненными глубокого смысла. Между тем, Михалыч кивнул мне на прощание и так же молча сошел на какой-то заброшенный полустанок. Вокруг расстилалась серая безрадостная равнина, и вид ее навевал тоску. Феофанов зачем-то застучал кулаком по клепанному котлу, издавая неожиданно сильный грохот, и потянул за рукоятку гудка – паровоз почему-то издал совершенно автомобильный звук клаксона. Тут я понял, что проснулся, и кто-то барабанит в ворота пакгауза, перемежая эти упражнения резким бибиканием. Я пошел открывать.

На пороге стоял лейтенант, и вид его был донельзя смурной.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Случилось. Давай зайдем, не на пороге же говорить…

Федор зашел, огляделся, увидев новую бутыль досадливо хмыкнул.

– У тебя Михалыч когда машину забрал? – спросил он.

– Часа в три… – ответил я с удивлением, – а что произошло?

– Помер Михалыч – тихо сказал старлей.

В голове моей метнулась мгновенная паника – может, я вчера, волшебным образом собрав подвеску, гайки какие не затянул? На колесах, например… А дед через мое разгильдяйство разбился.

Этот ужас видимо отразился на моем лице, поскольку Федор торопливо сказал:

– Нет-нет, ты тут ни при чем. Он просто ехал от тебя, остановился у обочины и помер. Прямо в машине.

– Вот так, ни с чего?

– Ну, он вообще-то довольно старый был, – с сомнением протянул лейтенант, – хотя, вроде, крепкий дед… Бывает и такое.

Однако я видел, что старлея терзают какие-то сомнения, которые он усиленно, но тщетно от себя гонит. Мне страшно не хотелось спрашивать, но я все-таки не смог удержаться:

– Ты видел что-то необычное, Федор?

– С чего ты взял? – лейтенант сразу напрягся. Похоже, я был прав.

– Иначе ты не пришел бы ко мне задавать вопросы.

– Да я не то чтобы видел… Скорее мне померещилось…

Федор нервно покосился в угол. Там не было ничего интересного, кроме безумного паровоза. Мне стало нехорошо – похоже, я вляпался в очередную историю. Всякие странности липнут ко мне как мухи…

– Что ты видел? – спросил я тихо.

– Я же говорю – ничего! – ответил лейтенант нервно, – Просто мне показалось…

– Рассказывай.

Федор поерзал на инструментальном ящике, который служил ему сиденьем и, помявшись, начал рассказывать.

– Понимаешь, дело в том, что он помер практически у меня на глазах. Я ехал из управления домой, и увидел, как Михалыч выруливает на своей колымаге. Ну, думаю, Артем уже сдал клиенту машину, все хорошо. Тут Михалыч вдруг как-то резко вильнул к обочине и встал. Я увидел, как он откинул голову на подголовник и застыл. Я сразу забеспокоился – была у деда привычка иной раз пьяным ездить. Я, грешным делом, и подумал – нажрался Михалыч на радостях, не иначе как с тобой принял. Решил посмотреть, как там и что, подъезжаю, а он уже того… При этом у него на лице такое выражение застыло, как будто он черта увидел. Но это не самое странное. Пока я вокруг деда суетился, все время что-то меня беспокоило – будто соринка в глазу. Что-то в поле зрения неправильное маячило. В какой-то момент я присмотрелся, а за заборчиком, там, где старая линия железнодорожная проходила, паровоз стоит. Мне не до паровозов как-то было, поэтому не сразу дошло, а когда я второй раз посмотрел, ничего там не было.

– Этот самый паровоз? – спросил я, уже зная ответ

– Ну, если ты найдешь где-нибудь второй такой же, то может быть это был и не он… – невесело усмехнулся лейтенант, – я же говорю – померещилось.

– Может съездить, посмотреть на эту линию? Следы поискать…

– Ты что? Нет там никакой линии. Одна насыпь осталась. Лет пятьдесят уже как нет.

Мы избегали смотреть в угол, но паровоз поневоле притягивал наши взгляды. В конце концов я не выдержал, подошел к нему и потрогал. Блестящий клепаный котел был слегка теплым…

За воротами пакгауза раздался переливчатый звук многотонального клаксона и чей-то голос завопил:

– Эй, командир, открывай ворота! Клиент созрел!

По лицу Федора можно было предположить, что он пытается прожевать лимон.

– Тюркин приехал – сказал он коротко, – буржуй наш местный.

Я пошел открывать ворота. За ними обнаружился красный, как пожарная машина, спортивный «Форд-Мустанг», возле которого стоял коренастый мужик средних лет в таком же красном клубном пиджаке. На фоне крапивных зарослей и покосившихся заборов они выглядели нелепо, как жираф в коровнике.