«Вчера вечером в «Ковент-Гардене» всеобщее внимание привлекла не опера. Публика с интересом наблюдала за Дамианом Тремейном, графом Девереллом, сопровождавшим некую мисс Хизер Дьювел, черноволосую подопечную Майлза Грейсона, графа Стонхерста. Внимание графа к этой девушке вызвало зависть многих гораздо более юных леди, которые вполне могли составить конкуренцию даме сердца молодого графа. Теперь все свахи Лондона с нетерпением ждут завершения очередной интрижки Дамиана Тремейна».

Беатрис медленно опустила газету.

– О Господи, – выдохнула она.

Виктория, откусив кусочек слоеной хрустящей булочки, бросила в ее сторону любопытный взгляд.

– Что ты там вычитала, детка?

Беа молча, протянула газету матери. Майлз стал читать вместе с женой. Он с такой силой грохнул кулаком по столу, что даже тарелки подскочили.

– Дьявол! – Лицо Майлза потемнело от гнева. – Вот за это я и ненавижу Лондон!

Беа сидела с несчастным видом.

– Почему они такие злые? Хизер же совсем не старая!

– Что толку возмущаться, моя дорогая, – вздохнула Виктория. – Так и рождаются сплетни.

Майлз встал из-за стола и заходил по столовой.

– Это моя ошибка! Я попросил его отвезти Хизер в оперу.

– Папа, – быстро проговорила Беа, – только не показывай это Хизер!

Но было уже поздно. На пороге стояла Хизер, вглядываясь в их огорченные лица. Виктория протянула ей газету:

– Боюсь, дорогая, что вы с Дамианом наделали много шума. Не расстраивайся, милая. Такое может случиться с каждым из нас.

Хизер читала и бледнела буквально на глазах. Дочитав, она аккуратно сложила газету.

– Мы действительно привлекали внимание, – проговорила она и потянулась за своей чашкой.

Майлз и Виктория, молча, переглянулись, а Беатрис, восхищенная самообладанием сестры, не могла удержаться от вопроса:

– Неужели тебя это совсем не трогает?

– Да нет, Беа, трогает, – слегка улыбнулась Хизер. – Но, по крайней мере, они не упомянули мою хромоту. Передай мне, пожалуйста, сливки.

Но Беа была возбуждена сверх всякой меры.

– Если бы упомянули, то я бы отправилась в редакцию, нашла этого писаку, отрезала ему ногу и послушала, что бы он тогда запел!

У Виктории удивленно приподнялись брови.

– Если ты не научишься держать в узде свой язык, Беа, – сухо проговорила она, – то очень скоро прочтешь свое имя в этой же колонке.

Беа вскинула голову:

– Ну что ж, мама, как ты сама говоришь, такое может случиться с каждым из нас. Возможно, будет лучше, если я начну привыкать к этому уже сейчас!

Виктория послала Майлзу взгляд, означавший примерно следующее: «Да помогут нам небеса». Хизер уткнулась в свою чашку, чтобы спрятать улыбку. Но, как оказалось, на этом утренние волнения не закончились. Только они встали из-за стола, как в столовую вошел дворецкий с письмом для Майлза.

– Это из Линдермера, – нахмурившись, сообщил Майлз. Он сломал печать, быстро пробежал письмо и мрачно посмотрел на Викторию.

– Любовь моя, у нас неприятности. Загорелась кухня, пострадали несколько слуг. – Он успокаивающе положил ладонь на руку Виктории, заметив страх в ее глазах. – Артур и Кристина здоровы.

– Думаю, нам пора возвращаться, Майлз.

– Согласен, дорогая. Мы можем выехать сегодня пополудни налегке, а вещи привезут позже.

– Тогда я скажу горничным, чтобы начали укладываться, – живо предложила Беа.

– Хорошо, Беа, скажи им.

– Пойду, распоряжусь насчет кареты, – бросил Майлз, выходя из столовой.

Виктория двинулась было за ним, но вдруг остановилась, сжав ладонями виски.

– Боже мой, совсем памяти не стало! – расстроено воскликнула она. – Сегодня вечером мы приглашены на бал к Софи! Но мы никак не можем остаться. Знаю, она расстроится, но что я могу поделать… – Она бросила взгляд в сторону кабинета. – Мне надо отправить ей записку.

– Мама, не волнуйся. Я все ей объясню сегодня вечером.

Прошло какое-то время, прежде чем смысл сказанного дошел до Виктории.

– Разве ты не поедешь с нами?

– Нет, мама. Я хочу побыть какое-то время в Лондоне… на случай, если найдется Джеймс Эллиот.

Виктория встревожено посмотрела на Хизер:

– Ты уверена, что поступаешь правильно, дорогая?

– Я просто должна это сделать, мама, – с непоколебимой твердостью ответила Хизер.