До того времени мой муж идеализировал меня, считая, что я само совершенство. Он почувствовал, что я не оправдала его надежд, и я тоже почувствовала себя обманутой. Он стал сердиться, а я только все больше и больше замыкалась в себе. Он также разочаровался во мне, потому что я перестала заботиться о доме. Я уже не была тем ответственным человеком, которым он восхищался. Меня стали злить и приводить в ярость те негативные чувства, которые я не могла выразить. Моя депрессия усиливалась, и я почувствовала безнадежность. Первое облегчение наступило несколько месяцев назад на одном из групповых занятий по психотерапии. Мы с мужем должны были инсценировать драку, что мы и сделали. После такого опыта переживаний я почувствовала себя на какое-то время лучше, более свободной, и это подарило мне луч надежды».

Судя по ее телу, было очевидно, что Марта не так-то легко слезет со своего пьедестала. С одной стороны, она не ощущала, что может прочно стоять на собственных ногах. С другой, она сознательно была привязана к роли, которую играла. Это стало ясным благодаря случаю, который произошел вскоре, после того как мы начали терапию. Марта рассказала мне об этом.

«Вчера я была на групповых занятиях, и ведущий все время подтрунивал надо мной, как мне казалось, без какой-либо видимой причины. Я начала впадать в депрессию. Мне было очень больно, и я чувствовала, что вот-вот заплачу, но я не могла рассердиться. Даже сегодня у меня нет никакой злости по этому поводу. Я поняла, что так ко мне всю жизнь относилась моя мать. На тех же занятиях другой участник ставил меня на пьедестал. Он снова и снова указывал на меня как на свой идеал. Это раздражало меня, печалило, но одновременно доставляло некоторое удовольствие. Я поняла, что мне нравится, когда на меня смотрят с уважением, хотя чувствовала, что в действительности не заслуживаю этого».

Чтобы снять Марту с пьедестала, нужно было с помощью соответствующих терапевтических приемов вызвать ощущения в нижней части ее тела, которая была относительно неподвижной, под стать пьедесталу. Этого можно было достичь, углубив ее дыхание, которое было сильно блокировано на уровне диафрагмы, а также заставив ее задействовать свои ноги в выразительных движениях, например в пинках, как протест против того, что сделали с ней. Также будет необходимо дать ей остро почувствовать травму, которую она испытала. Она должна была почувствовать потерю той части своей личности, которая представляла неподвижную нижнюю половину ее тела, а также соприкоснуться с болью и печалью от этой потери.

Личностные нарушения характеризуются не только потерей функционирования на физическом уровне, но также потерей осознания, ответственного за эту функцию.

Случай Марты представлял собой другой аспект этого явления. Находясь на пьедестале, она не могла стоять на земле. Из этого можно заключить, что у нее отсутствовало понимание ее проблемы. Понимание подразумевает ощущение, исходящее из сердцевины или из корней человеческого существования. Это означает осознать что-то снизу и доверху. С другой стороны, смотря на ситуацию как бы свысока и видя ее объективно, человек может обладать довольно исчерпывающим пониманием психологических факторов, причастных к его депрессивной реакции. К сожалению, осознать умом не то же самое, что осознать нутром или животом. Марта оказалась зажатой этим расщеплением ее личности. Она могла знать, почему она впала в депрессию, но не могла почувствовать на эмоциональном уровне причины, приведшие ее в это состояние. Чтобы получить истинное понимание своей проблемы, Марте нужно будет войти или соприкоснуться с нижней частью ее тела. Если она это сделает, она почувствует или поймет свою животную натуру. Она войдет в контакт с ее страстями, почувствует свою сексуальность и ощутит свою женственность. Все это было потеряно для нее, когда она была на пьедестале. Она стала человеком-моделью (идеальный ребенок, идеальная жена и идеальная мать), но взамен она была вынуждена пожертвовать своей человечностью и своей реальной сущностью. Это довольно большая цена за «общественное признание». Джоан, которая была вынуждена принять роль статуи, подавляла себя еще больше, чем Марта, в так называемом процессе социализации.

Во второй главе я уже указывал, что верхняя половина тела отождествляется с сознанием и эго, нижняя половина — с бессознательным и сексуальностью.

В мифологии /11/ диафрагма сравнивалась с поверхностью земли. Ниже диафрагмы располагаются глубинные (места) недра — жилище темных сил, страстей, которые совсем не поддаются сознательному контролю разума.

Чувства верхней половины тела располагаются ближе к сознанию, и поэтому они более подвластны эго. Эти мифологические или первобытные представления могут показаться странными для современного утонченного мышления, но мы должны признать, что они были основаны на субъективных данных, то есть на чувствах и на самопознании. Отбросив за ненадобностью эти данные, наука тем самым способствовала расколу между мышлением и чувствами, эго и телом, человеком и природой.

Холистический взгляд на жизнь предусматривает интеграцию объективных и субъективных данных, как осознанных, так и неосознанных феноменов, знания и понимания. Исчерпывающая терапия имеет дело одновременно с психикой и соматикой (телом). Чтобы охватить человека в целом, она протекает в двух направлениях: снизу от земли и сверху от головы, «анализ сверху и анализ снизу», как описал ее Шандор Ференчи.

Давайте сейчас рассмотрим факты из жизни Марты, которые обнаружились в ходе терапии.

Марта была единственным ребенком, поэтому перед глазами ее матери всегда маячил призрак избалованного ребенка. Она часто говорила, что ребенок не будет избалованным, и в том, что Марта не была ей избалована, видела исключительно свою заслугу. Мать также дала совершенно ясно понять, что ее любовь и одобрение целиком зависели от того, будет ли Марта жить и вести себя так, как она этого хотела, и что она не потерпит никакого другого поведения.

Несколько воспоминаний из раннего детства говорят нам о том, как мать воплощала в жизнь свое отношение к дочери. Марта вспоминает: «Мои самые первые воспоминания связаны с куклой, с которой что-то случилось, ее лицо от чего-то намокло, и когда она упала в песок, то запачкалась. Мать выбросила ее. Мне вспоминается сцена, где я плачу из-за выброшенной куклы, но мать оставалась непреклонной. Даже когда моя бабушка вызвалась сходить на помойку и принести ее, она ни за что не разрешила ей.

Еще одно воспоминание также связано с куклой, которую отнесли в мастерскую, когда ее лицо получило повреждение. После того как ее вернули, она была поставлена на верх холодильника, и мне сказали, что я не могу играть с ней, пока не съем яйца. Мне ужасно не хотелось есть яйца, и я так и не получила куклу обратно. Мой отец поддержал мать в этой ситуации. Мать всегда верила, что может управлять отцом исподтишка. Помню, что в тот раз меня охватило упрямство и я не заплакала. Это воспоминание относилось к более позднему времени, чем первое».

Интересно, как ребенок может стать избалованным, если его избавить от боли таких лишений. Ведь не существовало никакой реальной проблемы, пока родители сами не создали ее, вынудив ребенка встать на позицию неповиновения и сопротивления. Однако раз уж условия для конфликта созданы, начинается состязание, чья воля окажется крепче. До этого момента это был просто вопрос, сколько удовольствия родители могут позволить себе подарить ребенку и сколько боли они неизбежно причинят ему. Мне кажется, что основным критерием отсутствия невроза у родителей является то, насколько счастливым растет ребенок в семье. Мать Марты, которая начала игру еще в раннем возрасте своей дочери, видно, не особенно задумывалась об этом.