— Что-что? Не знаю. Может быть.

Мои прежние теории рушились, как песчаные замки. Судья даже не думал, что его могут подозревать. Он не заявлял о своей невиновности, как должен был делать человек, которого застали с испачканными кровью руками. Ему это и в голову не приходило. Могли ли все эти ужасы происходить в момент провалов в его сознании, не оставляя о себе никаких воспоминаний? Я представил себе его долговязую фигуру, спускающуюся по лестнице и бредущую в сумраке подвала…

— Когда вы спустились туда, судья? — спросил я. — Перед тем, как мистер Росситер и я увидели вас в холле?

— Должно быть. Мне кажется, я пробыл там всего минуту.

— И вы никого не видели в подвале?

— Боюсь, что я не помню. У меня создалось впечатление, — он наморщил лоб, — что кто-то прошел мимо меня, задев мой локоть, когда я спускался. Но я не уверен…

Я повернулся к Мэри:

— Ты знаешь, что случилось?

Она кивнула, безмолвная и жалкая. Ужас и злость исчезли — Мэри застыла, положив руку на плечо отца.

— Ты слышала крик?

— Да.

— Где ты тогда была?

— В буфетной, чистила картошку. От страха я не могла сдвинуться с места.

— Дверь буфетной выходит на площадку лестницы в подвал, не так ли? — продолжал я. — Значит, ты могла все слышать лучше, чем кто-либо другой. Ты вышла посмотреть?

— Нет! Я не осмелилась. И я не знала, что крик донесся из подвала. — Она теребила складки клеенчатого фартука. — Я просто сидела там. Потом встала и положила картошку в раковину, но от страха рассыпала ее…

— Ты долго пробыла в буфетной?

— Минут двадцать. О, Джефф…

— И ты слышала, как кто-то спускается?

— Да. Я слышала отца, так как знаю его походку. Перед ним спустились еще двое.

Я возбужденно шагнул вперед, и она отпрянула.

— Но я не видела их, Джефф. Один спустился задолго до папы, а другой всего за несколько минут. Вероятно, это были Кларисса и…

— Но ты никого не видела?

— Нет.

— А где была Джоанна?

— Она полировала серебро на задней веранде, но часто заходила в столовую и могла кого-то видеть.

Я посмотрел на Росситера. Он рассеянно изучал стол, и я знал, что от него не дождаться помощи. Когда он хотел, то мог рассуждать здраво, но сейчас, казалось, всего лишь извинялся за свое присутствие.

— Мэри, — сказал я, — пожалуйста, позови сюда Джоанну.

— Но папа…

— С ним все будет в порядке.

Мне предстояла трудная задача. Судья Куэйл откинулся на спинку кресла — он выглядел бесстрастно, но было слышно его свистящее дыхание через нос. Я подошел к нему:

— У меня есть для вас новости, сэр. Можете послушать меня минуту?

В его полузакрытых глазах мелькнул слабый интерес.

— Пока что я в здравом уме, мистер Марл, — ответил он, пытаясь говорить резко. Но слова, казалось, причиняли ему боль.

— Ваш сын Том здесь, сэр.

Его руки вцепились в подлокотники. Минуту он не шевелился и не говорил.

— Вы не возражаете против этого? — спросил я.

Отрешенный взгляд медленно переместился с противоположной стены на меня.

— Нет, не возражаю. Должен признаться, что я даже рад.

Глаза закрылись полностью. Это был всего лишь шепот, чуть громче свиста дыхания. Но напряжение внезапно исчезло, морщины разгладились, и судья приобрел вид человека, который после ночи ужасов наслаждался отдыхом.

— Надеюсь, с моим сыном все в порядке? — осведомился он, не открывая глаз.

— Он побывал в больнице, сэр. Но сейчас ему лучше.

— Да. — Его пальцы слегка напряглись. — Он писал нам. Я был рад выслать ему деньги, в которых он нуждался. Мне это не составило труда.

Мелкая и жалкая ложь, судья Куэйл! Деньги послал Туиллс, потому что у вас их не было, и вы притворились, что отказываетесь выполнить просьбу сына, не желая признавать, что остались без гроша в кармане. Теперь я понимаю, почему вы закричали, когда вчера вечером я постучал в дверь библиотеки так, как обычно стучал Том. После его ухода вы считали, что выгнали его из дома, а после того письма представляли его себе больным и несчастным в чужом краю, думающим, будто отец ненавидит его. И вы не могли выносить это, судья Куэйл…

— Он скоро встанет на ноги, сэр, — сказал я. — Думаю, Том намерен остаться дома.

Старик кивнул, словно во сне. Больше не было сказано ни слова, пока не открылась дверь, впустив Джоанну и Джинни. Вздрогнув, судья открыл глаза и обернулся. Он все еще выглядел бесстрастным, но явно хотел увидеть Тома. Взгляд Джинни спрашивал меня: «Ты рассказал ему?» Я кивнул. Джоанна с восковым лицом мялась у двери.

— Я хочу поговорить с вами, Джоанна, — сурово сказал я, подражая манере Сарджента. — Слышите меня?