Шрифт:
— Ударилась? Ты куда? — спросил он.
— Чай поставлю. Ты ведь голоден, — торопливо причесав пятерней волосы, ответила женщина.
— Я голоден, но в другом понятии слова «голод», — вставая, подначивал Толик.
— Позже. Там все выкипит и подгорит. Я потом сковороду не ототру.
— Выключай огонь и возвращайся, — попросил он, глянув на синяк на ее запястье.
Она поймала его взгляд, чуть дернула плечами и пошла на кухню. Ей не хотелось его огорчать, не хотелось, чтобы он видел ее тело при ярком свете, тогда он заметит еще следы и в просто «ударилась» не поверит.
Толя откинулся на подушки. Ткань пахла ею. В это мгновение он понял, как сильно соскучился. Ее стремительному бегству из постели он значения не придал, потому что вспомнил, как стоял, обжигаемый солнцем, на кладбище посреди толпы приглашенных знакомых, друзей и родных, а четверо поддатых мужиков опускали гроб в свежевырытую яму. Тогда, наблюдая черные кляксы ворон в небе, он подумал: «На моем счету больше тысячи смертей». Эта мысль тут же ушла, но вот она снова всплыла в его голове. «На моем счету более тысячи смертей. Предсмертные слова только забивают мозг да нагоняют страха. А может! Черт! Точно! Возможно, бабушка имела в виду более тысячи рублей на счету в банке, открытом ею на мое имя? Но при чем здесь люди и возможность отступить? Что-то не клеится», — рассуждал Толя, глядя в потолок и слушая, как свистит закипевший чайник, как Полина снимает его с плиты, наливает кипяток в заварник.
Он позвал ее. Она ответила:
— Иди в ванную, прими душ — и кушать!
Он встал, подошел к рубашке, лежащей на столе. В нагрудном кармане он оставил бумажку с номером телефона матери. Перед отъездом он купил два телефона: себе и ей.
— По приезде позвоню, — пообещал парень и сейчас собирался выполнить данное слово.
Выпотрошив карман, он нашел еще какую-то бумагу. Толя развернул ее. Это были перерисованные им со столешницы знаки. «Совсем забыл», — подумал он и убрал их обратно. Из рюкзака Толя достал новенький телефон и неношеную майку. Одевшись, позвонил матери:
— Мам? Я приехал… Да, все в полном порядке… Да… Да… У меня здесь все отлично… Нет, не взрывали… Глупости, мамуль… Плюнь ты на них, пусть хоть горла друг другу перегрызут… Завтра на работу… Еще не спрашивал, не передавал… Обязательно передам… Всем тоже привет… Отцу пламенный… Пока. Я буду звонить, ты карточку обновляй… Пока… Пока.
Он отключился. Посмотрел на свое отражение в лакированной дверце шкафа, откуда на него смотрел высокий парень атлетического телосложения в трусах-плавках, чуть прикрытых майкой, и в носках.
— С кем ты разговаривал?! — крикнула Полина из кухни.
— С мамой, купил ей телефон, — ответил он, шаря в рюкзаке, вынимая оттуда сверток. — Я рассказал ей о тебе. Она передала подарок. Если честно, то я брать не хотел, но она настояла.
— Мне подарок! — поставив масленку на стол, обрадовалась Полина. Ей необходимо было поднять настроение, если она захандрит, то все расскажет ему, а это лишнее.
— Сейчас, — сказал Толик, входя на кухню. Он заметил, что не хватает одного цветка, стоявшего раньше на холодильнике.
— А где фиалка? — спросил он.
— Какая? — удивилась женщина.
Он указал кивком головы, пакет же прятал за спиной, сжимая его в левой руке.
— Когда я ударилась о холодильник, они упали и разбились, — ответила Полина, вспомнив, как отбивалась и умоляла. — Давай подарок!
— Стоп-стоп-стоп, — охладил он пыл женщины, выставив правую руку вперед. — Угадай, что это. Подсказка — для всей страны Оренбург именно с этим связан.
— Платок! — воскликнула она.
— Круто! — выпалил он, протягивая ей бумажный сверток. — Угадала.
Она раскрыла подарок. Настоящая паутинка, легкая, словно воздушная.
— Не знаю, зачем тебе он в столице…
— Спасибо, — прервала она его, обняла, крепко поцеловала.
— Он греет, если холодно, — сказал он, когда сел за стол. Полежать в ванне Толя решил после. Полина тоже присела.
— Тут бывает морозно, — ответила она, аккуратно сложив пуховый платок в несколько раз и положив его на колени.
— Тебе уже холодно, видимо, — намазывая горчицу на корочку «Монастырского» хлеба, бросил Толя. — В брюках по квартире ходишь.
— Под руку попали, вот и надела, — сказала Полина, вспомнив, как толстые пальцы сжимали ее ногу, как она вырвалась, била мужчину по его свисавшей оладьей щеке.
— Что с тобой? — протянув к ней руку, взволновался парень. Он заметил, какими печальными стали вмиг ее глаза.
— Ничего. Просто подумала о том, как тебе тяжело сейчас.
Она макнула печенье в сливки с сахаром. Он пережевал хлеб и проглотил.
— Стоя у могилы, я подумал, что абсолютно прав, считая, что смерть можно перебороть. Возьми хоть историю Иисуса. Он действительно воскрес и действительно вечен, потому что его помнят, во имя его строят храмы и сокрушают народы…