— Ты затрагиваешь очень тонкую и опасную материю, — остановила его Полина. — Нельзя вот так за кружкой чая рассуждать о вечности и Боге. Ко всему прочему нельзя нас равнять с Богом.

— Я не равняю, лапочка, но согласись, — намазывая масло на пряник, продолжал Толя, — человек умирает только тогда, когда имя его предано забвению.

— Умирает память о человеке, а сама душа его живет где-то, возможно перерождается, — отвечала она, размешивая сахар в кружке с вновь налитым чаем.

— Я не говорю сейчас о загробной жизни, я говорю о жизни на Земле именно того человека, той плоти. Вот я. Я умру…

— Перестань. — Она выронила ложечку, та звякнула и упала на стол. Губы Полины задрожали, она прижала пальцы к глазам и разрыдалась. Думать о смерти после случившегося, сдерживая все в себе, было тяжело.

— Прости, я сказал ерунду.

Толик подошел к ней, опустившись на колени. Он уткнулся лбом в ее ногу.

Он случайно надавил на синяк, отчего нерв на лице женщины дрогнул. Она попыталась взять себя в руки и забыть лицо, слова, наглые приставания того человека. Но секундными кадрами кинопленки продолжали вставать перед внутренним взором женщины лицо мужчины, его слова, щупанья, мокрые губы, толстые пальцы, оттопыренный гульфик брюк («Смотри, как ты меня заводишь, какой у меня!»), полированные ногти, разбивающийся горшок с фиалкой…

— Полиночка, — гладя ее ноги, позвал Толя. — Как ты жила без меня? Ничего не произошло?

— Все в порядке. Просто на работе с шефом поругалась, вот и реву как дура, — ответила она, вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Давай поедим без разговоров о смерти. Лучше расскажи, видел ли ты своих друзей или еще что-нибудь интересное о поездке.

— Я никого не встретил, — соврал парень, возвращаясь на свое место у холодильника. — В поезде на обратном пути познакомился с парой. Они пили пиво, рекламу которого я придумал. Они даже слоган как девиз своей семейной жизни проговаривали пару раз: «Через жизнь с любовью». Жаль, что они смахивают на будущих алкоголиков. А в самолете…

Он рассказывал ей о том, как кормили в самолете. Удивился тому, что она никогда не летала. Расписал, как это здорово, смотреть в круглое окно-иллюминатор на облака и землю.

Единственное, о чем он промолчал, так это о произошедшей в Оренбурге встрече с матерью Генки. Та очень расстроилась, узнав, что Толя давно с Геной не виделся.

— Я живу в другом районе, работаю допоздна, да и он тоже, — врал дизайнер женщине в дурацкой синей кофте, уродливо подчеркивающей ее некрасивую грудь.

— И не созваниваетесь? У него телефон сотовый отключен, я позвонить не могу, — продолжала расспросы мать Гены.

— Вот и я не могу. Хотя на прошлой неделе мы виделись. Все у него было нормально. Зарплату получил.

— А сколько у него? Не повысили? — спросила женщина.

Он ответил ей, еще чего-то наврал, потом поспешил на вокзал за обратными билетами. Добираясь туда, купил слабоалкогольный напиток и выпил его. Он захмелел, но на душе легче не стало…

Толя с Полиной поговорили еще, избегая слов «смерть», «похороны», «гроб». Потом они пошли в спальню, где он овладел ею. Чувствуя его, она на время забыла того человека.

На «пятиминутке» Олег Викторович объявил, что впредь необходимо всем и каждому предлагать новые стратегии продвижения на рынок пива.

— Скоро рекламу пива на телевидении запретят или ограничат, а посему мы должны быть готовы предложить клиентам фирмы другие возможности для завоевания рынка сбыта. По имеющимся у нас данным, будет запрещено использование анимации, образов людей. Более точную информацию мы еще не получали. Подумайте над идеей внедрения сопутствующих товаров клиентов, как мы уже делаем для производителей водки и сигарет…

Началось бурное обсуждение, в ходе которого несколько человек предложили уже опробованный и имеющий хождение в практике способ выпуска и рекламы фисташек, соленого арахиса, рыбки к пиву под тем же наименованием и с логотипом, что и у напитка. Потом пошли предложения и дебаты по виду, содержанию, основным приемам подобной рекламы.

Олег Викторович рассеянно слушал выступления сотрудников, поглядывая на Толика, сидящего ближе к выходу из кабинета. Судя по всему, Толя даже не догадывался, значит, она ничего не сказала. «Боится. Его жалко, да и что он сделает?» От этой мысли на его толстых губах заиграла усмешка. Олег Викторович бросил взгляд на девчонку-дизайнера в короткой юбке, на ее коленки.

— Олег Викторович! — отвлекла вошедшая секретарша.

— Что, деточка? Что случилось?

— Шеф вызывает вас к себе через полчаса, — доложила девушка.

Он кивнул ей: мол, все понял, и она скрылась за дверью.

— Еще двадцать минут обсуждаем — и за практическую работу, — объявил он, нежась в обтянутом ароматной кожей, новом широком кресле. В нем его грузное тело покоилось, словно густой сливочный крем в бокале.

— Так вот, — продолжил прерванное высказывание один из сотрудников, отвечавший большей частью за продвижение гигиенических средств для женщин.