Шрифт:
Трактовка, особенно в работе П. Радомерского, политической концепции Бржетислава I как концепции, основанной на усвоении и возрождении великоморавских политических и церковных традиций, встретила резкие возражения со стороны ряда чехословацких историков (3. Фиала, Д. Тржештик, Б. Кшеменьская) 76. По мнению этих исследователей, взгляды сторонников “велико-моравской” концепции не имеют под собой никакой реальной почвы и основаны на произвольной комбинации фактов. До 1034 г., с точки зрения 3. Фиалы и Д. Тржеш-тика, можно говорить о политике Бржетислава лишь как о типичной политике удельного князя.
Но и после вступления Бржетислава на пражский великокняжеский стол, по их мнению, нет оснований видеть в его деятельности попытки образования большого славянского государства с самостоятельной церковной организацией и богослужением на церковнославянском языке. Что касается целей похода Бржетислава I на Польшу, то он мог преследовать лишь обычные грабительские цели и захват Силезии77.
По-видимому, все же нужно признать справедливость точки зрения противников “великоморавской концепции”. Во всяком случае, имеющиеся в распоряжении исследователей археологические материалы ее определенно не подтверждают. Нет оснований утверждать, что в своей строительной деятельности в Моравии Бржетислав I пытался каким-либо образом воскресить старые велико-моравские центры 78.
Сложнее обстоит дело с оценкой политики Бржети-слава I в отношении Польши, судить о которой приходится главным образом на основании действий чешского князя в годы социально-политического кризиса Древне-польского государства.
Воспользовавшись обстоятельствами мощного подъема в Польше антифеодального народного движения и временного политического распада Древнепольского государства, Бржетислав I поспешил вмешаться в польские дела. Чрезвычайно показательно при этом, что в отличие от германских или русских феодалов чешские феодалы не поспешили с помощью Пястам против восставшего крестьянства, хотя, казалось, именно этого требовали их классовые интересы. Позиция Бржетислава I и поддерживавших его кругов чешских крупных землевладельцев оказалась совершенно иной, как показывает развитие событий в период гнезненского похода чешского князя.
Точная датировка похода до сих пор вызывает споры среди историков. Дело в том, что польские анналы (роч-ники) датируют его 1038 или иногда даже 1037 г.79, в то время как чешские называют 1039 г.80 Примиряя эти противоречивые показания источников, чешские историки, как правило, считают, что поход начался в 1038 г., а закончился лишь в 1039 г.81 Опорой для такого решения вопроса могут служить показания Козьмы Пражского, согласно которым вторжение в Польшу произошло на четвертом году княжения Бржетисла-ва I82, т. е. в 1038 г., а закончилось 1 сентября 1039 г., когда состоялось торжественное вступление Бржетисла-ва в Прагу83.
Но если поход продолжался столь длительное время, то естественно возникает следующий вопрос: можно ли считать гнезненский поход эпизодической военной акцией грабительского характера или речь должна идти о военных действиях более широкого масштаба? Один из последних исследователей похода Бржетислава I, Б. Кшеменьская, явно склоняется к первому решению, полагая, что поход состоялся летом 1039 г. и длился всего два месяца. Чешский князь двигался на Гнезно через Силезию (Вроцлав), не встречая на пути сопротивления84. Аналогичную оценку походу Бржетислава как походу, преследовавшему только грабительские цели, дают, как уже говорилось, 3. Фиала и Д. Тржешгик85.
Такое решение можно принять, если опираться лишь на показания одного Галла Анонима. Польский хронист действительно сообщает только о разорении чешским князем Гнезно и Познани и похищении мощей св. Войтеха
Совершенно иной окажется картина событий, если обратиться к тексту хроники Козьмы Пражского, который, по его собственным словам, начиная со второй книги своего сочинения, попытался “рассказать о том, что мы (Козьма.— В. К.) или сами видели, или достоверно установили со сло!В тех, кто сам видел (описываемое)”87. Упомянув о том трудном положении, в котором находилась в описываемое время Польша, и о стремлении Бржетислава не упустить случая отомстить своим польским противникам, Козьма рассказывает далее о совещании князя со знатью, на котором было принято решение о нападении на Польшу и о созыве народного ополчения. “...Бржетислав... немедленно оповестил всех о своем страшном решении, разослав по всей чешской стране, в знак своего приказа, петлю, сплетенную из лыка. Это означало, что, кто прибудет в лагерь позднее назначенного срока, то пусть знает, что будет без промедления повешен в такой петле на виселице”88.
Весьма тщательную подготовку вторжения подчеркивает и Б. Кшеменьская 8Э.
Далее Козьма рассказывает о вступлении Бржети-слава в “главный гброд поляков” Краков и разорении его90, о захвате и разорении чешским войском других польских городов, в том числе о выводе в Чехию из г. Ге-ча его населения и укрывшегося за его стенами окрестного крестьянского люда91. Вслед за тем целые три главы второй книги хроники Козьма посвящает повествованию о захвате Гнезно и перенесению в Прагу останков св. Войтеха, первого гнезненского архиепископа Гаудентого и пяти братьев-мучеников92.
Показание чешского хрониста о захвате и ограблении Кракова существенно расширяет круг молниеносного военного набега, преследующего цель захватить добычу и овладеть пограничной Силезией. Именно поэтому Б. Кшеменьская делает попытку отвести это сообщение Козьмы Пражского, утверждая, что оно было всего лишь плодом домыслов и произвольных комбинаций самого хрониста. По ее мнению, Козьма приплел к своему рассказу Краков лишь потому, что хотел подчеркнуть93 удачу места Бржетислава I за унижение Чехии при Болеславе III.