На Цветном грузовик попал в пробку. До Петровского бульвара он полз со скоростью сто метров в час. Здесь свернул направо, миновал пару кварталов и въехал в заранее присмотренный, абсолютно неприметный переулок. Дома тут давным-давно были выселены по причине капитального ремонта, и посему дворик обживали местные подростки да изредка забредали зачуханные бомжи.

Сейчас здесь было пусто. По поводу всего остального Пастух не волновался. Вскоре Москва обезлюдеет, и вот тогда им придется смотреть в оба, потому что вместо безобидных горожан на улицу выйдут «волки».

Под землей группа преодолела Садовое кольцо и вышла к коллектору, расположенному под Цветным бульваром. Тупой, тяжелый, нескончаемый гул напоминал боевикам о том, что наверху, в трех метрах над их головами, неспешно ползут машины — грузовики, троллейбусы, такси. В городе все еще бурлила привычная жизнь. Короткий тоннель убегал вправо, метрах в десяти пересекался с узкой горловиной канализации, а еще через десять метров заканчивался водосточным колодцем, выводящим на поверхность за Центральным рынком. Каждый из восьмерых уже дважды проходил этим маршрутом. В первый раз они просто исследовали дорогу, сверяясь с планом, намечая маячковые точки, во второй — переносили и прятали ящики со взрывчаткой и кумулятивными зарядами, оборудование, аккумуляторы.

Группа остановилась. Генерал, который был старшим, вытащил из кармана жилета переговорное устройство и набрал код.

— «Осень», — послышался в динамике хрипловатый, густо сдобренный помехами голос Шептуна.

Генерал чуть убавил громкость и произнес единственную фразу:

— «Москва-один», мы у первого маяка.

— «Осень», тебя понял. — Шептун отключился.

Генерал оглянулся. Все они стояли за его спиной. Сопливый толстяк Бегемот — ему в предстоящей операции отводилась особая роль; за ним — Леденец; затем рыжий, как подсолнух, Чубчик; следом — бесцветный и унылый Дофин; дальше — Ватикан, даже в форме выглядевший элегантно и стильно, впрочем, форма ему к лицу; Белоснежка, аккуратно-любовно придерживающая свой «винторез»; и, наконец, громила Айсберг, несущий на себе такую огневую мощь, что хватило бы развалить хороший восьмиэтажный дом «сталинской» постройки. Все настороженные, готовые действовать.

Генерал поднял руку и сделал движение кистью, означающее «продолжаем марш». Группа двинулась вперед под Цветным бульваром, к Трубной площади, к маяку номер два.

Странно, но в «Останкино» до сих пор было достаточно спокойно. Правда, внизу появилась пара охранников, вооруженных «АКМС». Милиционеры явно маялись от безделья, прогуливались вдоль двери и придирчиво рассматривали входящих. Даже тех, кто не нес с собой пакетов и сумок. Видимо, они считали каждого работника телецентра потенциальным террористом, прячущим под плащом как минимум десяток ядерных боеголовок.

Вероника толкнула дверь и на ходу кивнула милиционерам. Один из них моментально шагнул навстречу, преградив ей путь.

— Пропуск, — строго потребовал он.

Вероника продемонстрировала пропуск, то же самое сделал Михаил.

— Это с нами, — кивнул оператор на Марафонца.

Сидящий за конторкой милиционер тут же вздернул брови.

— Сейчас выпишу временный, — пояснила Вероника и заторопилась к окошку пропусков.

Через пару минут они поднимались в лифте на второй этаж.

— Так, Миша, бегом в аппаратную. Я сейчас подойду, займемся монтажом.

— Понял, не дурак, — ответил оператор. — Уже испаряюсь.

— Давай.

Пройдя через холл, Вероника и Марафонец оказались в огромном зале, сплошь заставленном компьютерными столами. Здесь сновали люди, каждый по каким-то своим делам. Кто-то клацал клавиатурой, набирая текст; кто-то что-то втолковывал стоящему рядом; чуть поодаль низенький пожилой мужичонка распекал виновато потупившегося верзилу. При этом пожилой активно помогал себе взмахами обеих рук.

— С меня голову снимут! Понимаете? Голову! — кричал он, хлопая себя ребром ладони по позвонку, словно показывая: именно в этом месте, вот тут, и коснется топор несчастной цыплячьей дряблой шеи. — Через десять минут материал должен выйти в эфир, а вы рассказываете мне о каких-то там технических трудностях!

— Но…

— Знать ничего не хочу! Слышите? Ни-че-го не хо-чу знать! Все!

— А… — попытался вставить слово верзила, но старик замахал руками, будто и не руки это были вовсе, а крылья ветряной мельницы.

— Ничего не слышу! Это ваши проблемы, и меня они не волнуют!

На секунду Марафонец оторопел, остановился, оглядываясь, словно оценивая степень опасности этого чересчур людного места.

— Полетаева! — моментально переключился «дряблая шея», едва заметив Веронику. — Вы преступница! Убийца! Нет, не убийца, а УБИЙЦА! Большими буквами!

— Почему, Геннадий Матвеевич? — улыбнулась Вероника.

— Посмотрите на нее! — возопил «дряблая шея», призывая в свидетели весь зал. — Она еще улыбается! У меня нет слов! — закончил он трагически, однако слова тут же нашел: — Что вы сделали этим утром?