Шрифт:
Прокурор. Ды-ды-ды!
Председатель. Подоплекова, подумайте, что говорите.
Корреспондент. Значит, вы не согласовываете, что Подоплеков есть один идиот?
Лариса. Да как же вы можете так говорить? Да вы посмотрите на него. Какой ясный ум и какое благородство в его глазах светятся. Разве можно назвать его идиотом? Это я идиотка, что не отговорила его идти на этот дурацкий спектакль.
Корреспондент. Я немножко не понимаюсь. Значит, он не идиот, вы есть идиот?
Секретарь. Дэр а мэни идиотс ин Москоу.
Прокурор (вскакивает с места, подбегает к корреспондентам). Ну, хватит, хватит. Нечего тут допрашивать. Кто у нас идиот, кто не идиот, это мы сами без вас разберемся. Посмотрели, поснимали, и даньки шон.
Прокурор подталкивает корреспондентов к выходу, те пятятся, на ходу снимая Подоплекова, Ларису и членов суда.
Председатель. Ну наконец-то мы остались одни и можем продолжить нашу работу. (Встает.)
И с ним вместе встают все члены суда.
Суд приступает к слушанию сторон. Слово предоставляется государственному обвинителю.
Прокурор (встает и ходит по сцене. Говорит сначала вяло, потом все больше и больше накаляется). Товарищи судьи! Мы живем в знаменательную эпоху, когда все наши люди в едином порыве вдохновенно трудятся, выполняя, перевыполняя, переперевыполняя взятые на себя обязательства, делая вашу жизнь еще лучше, еще прекраснее. Но в семье, товарищи, не без урода, и один из уродов сидит сейчас перед вами. Его преступные действия были всесторонне, объективно рассмотрены и доказаны, и я на них останавливаться не буду. Меня сейчас волнует другое. Я пытаюсь и не могу понять, как в нашем обществе мог вырасти такой закоренелый преступник. Почему ни в семье, ни на службе, ни в этом зале он не встретил противодействия своим далеко идущим и, я бы сказал, зловещим замыслам? Я знаю, мне возразят, скажут, что он своих вражеских убеждений никогда не высказывал, а свою звериную сущность умело скрывал. Но как раз именно это и должно было насторожить всех нас, кто здесь сидит. И я себе задаю вопрос: почему? Почему ни члены семьи, ни коллеги по работе, ни соседи по этому залу вовремя не забили тревогу, не подняли на ноги нашу общественность, не призвали наши компетентные органы? Я вам скажу, почему. Потому что везде, где безнаказанно действовал Подоплеков, процветала крайне нездоровая атмосфера благодушия, ротозейства и головотяпства. Да, Подоплеков исправно ходил на работу, чертил чертежи, пил пиво, играл в шахматы, смотрел телевизор и думал: вот взял бы сейчас пулемет и всех этих дикторов, хоккеистов, артистов…
Подоплеков. Ложь! Я никогда такого не думал.
Прокурор. Вот видите, он и сейчас упорствует, выгораживает себя, меняет окраску, как хамелеон. Товарищи судьи, у нашей системы много врагов. Но враги эти разные. Есть враги вроде того зрителя, которого мы здесь недавно видели. Они выходят на сцену и открыто, я бы сказал даже честно, высказывают свою звериную ненависть ко всему нашему. С таким врагом бороться не сложно. Его просто берешь – ды-ды-ды-ды – и все. Но гораздо большую опасность представляют для нас такие скрытые подоплековы. Их много. В этом зале и за его пределами есть миллионы таких, которые ходят на работу, пьют пиво, играют в шахматы, а свою звериную ненависть так тщательно и умело скрывают, что не высказывают ее даже в самых критических ситуациях. Именно это зловещее явление я и называю тем словом, которое давно уже следовало здесь произнести. Подоплековщина – вот оно это слово!
Крики из зала. Правильно.
Прокурор. К сожалению, болезнь зашла далеко. Это подоплековы внедрились во все ячейки нашего общества, как холероносные бациллы. Они управляют комбайнами, стоят у станков, заседают в президиумах и трибуналах. (Неожиданно взрывается.) Нет, вы посмотрите в этот зал, вглядитесь в этих людей, и вы увидите, что это все подоплековы. Да что там говорить о зале! Товарищи судьи, будьте наконец откровенны, загляните в самих себя и посмотрите, не сидит ли в каждом из вас такой же вот Подоплеков.
Крики из зала. Правильно!
Прокурор (нервно подскочив к краю сцены). Кто кричал «правильно»? (Судьям.) Вот видите, эти подоплековы уже даже «правильно» кричат, только чтобы скрыть свою звериную сущность. А мы тут валяем дурака, ломаем комедию, разглагольствуем о каком-то гуманизме, когда самое гуманное сейчас – это взять автомат (выхватывает из рук Фемиды автомат) и всех ды-ды-ды!
Прокурор торопливо взводит затвор, намереваясь, видимо, полоснуть по залу. Секретарь сзади решительно набрасывается на Прокурора. На помощь Секретарю приходит Горелкин. Шум, возня, крики: «Ой!», «Сошел с ума!», «Отнимите оружие!» Слышна резкая автоматная очередь. Теперь уже все члены суда набрасываются на Прокурора.
Голос Председателя. Вызовите «Скорую помощь»!
Свет гаснет. Слышен приближающийся шум автомобильной сирены. Сцена озаряется мигающим светом, в котором Прокурора торопливо укладывают на носилки и уносят. Опять гаснет и вспыхивает свет. Судьи стоят за столом.
Председатель (бесстрастно). Суд объявляет перерыв.
Антракт
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
На сцену выходит Бард и, настроив гитару, поет вполголоса.
– Зачем зацветаешь? – спросили цветок.Ответил:– Затем, чтобы цвесть.– Но есть ли в цветеньекакой-нибудь прок?Ответил:– Наверное, есть. А если и нету;судьбе навсегдаспасибо за краткую честь:пред тем, как увять, облететь без следа,хотя бы без пользы поцвесть.Появляется Лариса с сумкой.