Эля, Лешка и Ромка по очереди подержали в руках пожелтевший от времени черно-белый снимок. Затем Лешка взяла его снова. Софья Яковлевна и вправду в молодости была хороша собой. Белокурые волосы приподняты надо лбом, как у актрисы Серовой в одном из старых-престарых военных фильмов. Она смотрела со снимка широко открытыми огромными глазами, над которыми выделялись высокие брови. А мода тех лет ничуть не затушевывала ее обаяния, поскольку походила на сегодняшнюю. Не так давно Лешка листала у Светки альбом мод, где манекенщицы одеты в платья из легких тканей в цветочек с накладными плечиками, глубокими вырезами и маленькими пуговками. Такой же вырез и пуговицы у молодой Софьи Яковлевны. А на шее у нее ожерелье из темных камней, в ушах — такие же серьги. И пока Лешка разглядывала платье, Ромка, глядя через ее плечо, не отрывал глаз от драгоценностей.

— Это что — бриллианты? — спросил он, ткнув пальцем в ожерелье.

— По-моему, рубины, — ответил Павел Демидович. — Я помню, камни были красными. Камни эти, кстати, тоже драгоценные, как и бриллианты. На Руси их называли яхонтами. Крупные, без изъянов, рубины встречаются даже реже, чем алмазы.

Стараясь не показать свою заинтересованность, Ромка отхлебнул чай, надкусил печенье, а потом, как бы невзначай, спросил:

— А где они сейчас, эти рубины?

— Не знаю, я о них ее никогда не спрашивал. Вот сейчас увидел — и вспомнил. Она и без украшений была хороша, — вздохнул старик, вспомнив прошлое.

Но Ромка не отступал.

— А еще Эля нам сказала, что Софья Яковлевна — родственница Якова Брюса. А об этом вы знаете?

— Еще бы. — Павел Демидович полез в один из ящиков стола, где у него хранилась коллекция открыток, и достал оттуда одну из них.

— Вот это — ее предок, знаменитый Яков Брюс. У нее такая открытка тоже есть.

Ромка первым потянулся к небольшой картонке. Так вот он какой, легендарный сподвижник Петра Первого. Сдвинув брови и сурово нахмурившись, на него смотрел немолодой мужчина в шляпе с пером, из-под которой струились крутые кудри длинного светлого парика. Он казался недоступным и непонятным. Живи Брюс сейчас, лично он, Ромка, никогда бы не осмелился подойти к нему с каким-нибудь, даже самым невинным, вопросом. Он, этот таинственный Брюс, и вправду похож на колдуна.

— И кто она ему? Или он ей?

— Теперь уже и не сообразишь, кем она ему приходится. Впрочем, у Сони где-то хранится генеалогическое древо — она сама его составила лет тринадцать тому назад, когда все вдруг заинтересовались своим происхождением, — сказал Павел Демидович, когда Ромка оторвался от открытки и передал ее Эле.

— А ожерелье не могло ей достаться по наследству от самого Брюса? — Юный сыщик снова потянулся за старым снимком.

— Не знаю, — сказал старик и удивился: — Надо же, прошла целая жизнь, а я даже такую мелочь не удосужился выяснить. Но очень может быть. Рубины в те времена очень высоко ценились. Куда же она могла деть ожерелье?

«Ничего себе мелочь, — подумал Ромка, — если из-за нее происходят такие странные события. Впрочем, теперь все ясно и понятно: Димка этот снимок видел? Видел. О завещании знает? Не может не знать. Вот и решил нагреть старушку. Только как его уличить?»

Дверь приоткрылась, в нее заглянул легкий на помине Димка.

— Дедушка, я пошел. До свидания, — кивнул он гостям, и Ромка снова заметил желтую букву С на носках его обуви.

— Вы только посмотрите, какое странное совпадение, — с выражением чрезвычайного удивления проговорил он, словно только что подметил сходство. — У меня с вашим внуком одинаковые кроссовки.

Павел Демидович внимательно оглядел Ромкины ноги — в этом доме не принято разуваться у входа — и, слегка поразмыслив, сказал:

— Ничего странного в этом нет. Тебе их из Америки, наверное, привезли?

— Ну да, вот она, Эля.

— А Диме с Олеськой не так давно Лидуся тоже большую посылку прислала. Там и кроссовки были. Эля кивнула в знак согласия.

— А кто это — Олеся? — спросила Лешка.

— Внучка моя. Тебе, Оленька, сколько лет? — поинтересовался генерал.

— Мне — почти четырнадцать, а Ромке уже четырнадцать.

— А Олеське нашей, надо же, почти семнадцать, — сам тому удивившись, как быстро выросли его внуки, сказал Павел Демидович. — А я ее все еще маленьким ребенком считаю.

— А где ваша внучка сейчас? — опять спросила Лешка.

— В училище музыкальном. А вот и она, наверное, — услышав звонок, привстал он со своего кресла.

Ромка, заметив, что деду трудно подниматься, быстро вскочил со своего места и бросился к входной двери. Лешка, не усидев, поспешила за братом.

Повозившись с запорами, мальчишка открыл дверь и слегка обомлел. Перед ним стояло прямо-таки небесное создание. Если бы Павел Демидович только что не сказал им, сколько этой девочке лет, он подумал бы, что она Лешкина ровесница.

— Здравствуйте, — мелодичным голоском сказало создание, снимая шубку и маленькие сапожки и оставаясь в похожем на кукольное платьице с кружевным воротничком. Тоненькая, изящная, с кудрявой головкой, огромными миндалевидными глазами, маленьким прямым носиком и чуть припухлыми губами, она казалась такой же гостьей из прошлого, как все предметы в этом, ни на какой другой не похожем доме. — Вы кто?

— Я — Рома. Она — Оля, моя сестра. Мы с Элей вместе пришли к твоему дедушке. Ты же знаешь, что Эля, знакомая тети Лиды, специально приехала из Америки, чтобы проведать Софью Яковлевну?