— А что, у нее здесь больше никого нет?

— Была одна подруга, да умерла. И есть еще старинный друг, Павел Демидович, он ее частенько раньше навещал, а теперь куда-то пропал. — Анна Степановна помолчала, что-то припоминая. — Точно, он к ней в тот день приходил, когда она завещание составляла, а больше я его не видела. Я это хорошо потому запомнила, что сама по ее просьбе к ней нотариуса на дом вызывала.

— А чего она завещала? И кому? — скрывая вдруг возникший у него интерес, словно из вежливости, спросил Ромка.

— Квартиру, обстановку свою, наверное, антиквариат какой-то. А завещала все Виктории, племяннице своей внучатой из Америки. Хотя у Вики там, я думаю, и так все есть. С другой стороны, квартира ее должна же кому-то достаться. А завещание свое она Павлу Демидовичу на сохранение отдала.

Пока Эля варила на кухне куриный бульон, Лешка с Ромкой изложили ей разговор с соседкой.

— Она нам еще про какого-то Павла Демидовича говорила.

Эля кивнула.

— Хорошо» что вы мне о нем напомнили. Мне ему позвонить надо. Лидочка с Викой его хорошо знают: это старинный друг Софьи Яковлевны. Они в той самой коммуналке на Арбате соседями были, росли вместе, потом он в военное училище поступил и до генеральского чина дослужился. Теперь уже давно в отставке, живет с внуками, а дочь его с мужем в Магадане живут, все никак не уедут оттуда. У Лиды на Павла Демидовича и была вся надежда, что он за ее теткой присмотрит, да только оказалось, что старик сам в больницу слег. Не просить же внуков со старухой сидеть, у них и своих забот хватает, оба учатся. Словом, сегодня вечером я позвоню в Лос-Анджелес, и мы с Лидой обсудим, что дальше делать. Соседка права, старушке надо либо сиделку искать, либо в больницу ее определять. Сейчас можно куда угодно человека устроить, в хорошую одноместную палату положить, были бы деньги. А о рыбе-то вы забыли? — спросила она, заметив внимательные желтые глаза незаметно появившейся в кухне черной кошки, с независимым видом запрыгнувшей на окно. И тут только Лешка увидела, что шерсть у нее вовсе не черная, а темно-коричневая, блестящая, словно переливающаяся. Кошка грациозно разлеглась на подоконнике и лениво сощурилась.

— Не забыли, — сказала девочка. — Ромка хотел «Вискас» купить, а мне сказали, что он не всем кошкам полезен. Красивая какая, да? — протянула она руку к блестящей спинке зверька.

— Очень, — залюбовалась кошкой Эля.

— Я отсюда никуда не поеду, — раздался вдруг решительный старческий голос. Софья Яковлевна с трудом добралась до кухни и услышала их разговор. Со слухом у нее, очевидно, все в порядке. — Если при мне неизвестно кто сюда ходит, то что же получится, если я отсюда уеду? И вовсе все пропадет. Хотите, чтобы моя девочка, моя Вика, всего лишилась?

— А чего здесь лишаться-то? — не вытерпел Ромка. Софья Яковлевна взглянула на него с испугом и огорчением.

— Пока не приедет внучка, я никуда не поеду, и никто мне здесь не нужен, никакие сиделки, я и сама справлюсь, — твердо сказала она и медленно побрела назад в свою комнату, стараясь держаться как можно прямее.

Лешка проводила ее взглядом. Уходила Софья Яковлевна с достоинством и независимостью, как и положено настоящей графине. И точно так же вела себя ее кошка. «Они, наверное, давно вместе живут, вот и похожи», — сделала вывод девочка.

— Хорошо, хорошо, — миролюбиво сказала вслед старой женщине Эля, — мы не станем ничего делать без вашего согласия.

Она приготовила куриную лапшу, поставила тарелку Софье Яковлевне на тумбочку, положила кошке в ее ужасный горшок небольшую свежую рыбку. Кошка с урчанием тут же вытащила ее из горшка на пол и громко зачавкала. Старушка с умилением посмотрела на свою любимицу, а потом перевела выцветшие глаза на Лешку:

— Когда Лида с Викой уехали в свою Америку, а муж мой внезапно умер, я завела себе кошку. А это уже ее внучка, в третьем, стало быть, поколении, — бесстрастно сказала она. — Вдвоем не так тоскливо. Я бы и собаку завела, да с ней гулять надо, а я не всегда могу.

— Теперь все изменится, вот увидите, — ласково Оказала Эля. — В общем, так. В холодильнике творог, молоко, йогурт. На плите суп. На сегодня вам хватит, а завтра мы снова приедем. Вечером я позвоню Лиде, скажу ей, что у вас все в порядке. Впрочем, вы и сами эй об этом по телефону скажете. Договорились?

Софья Яковлевна кивнула.

— Спасибо тебе, деточка. Извини, если что не так сказала. А альбом с моими девочками ты мне оставишь?

— Конечно, я же его специально для вас привезла. 1у, до завтра?

— До свидания, — попрощались и Ромка с Лешкой.

Старушка снова поднялась с постели, чтобы запереть за ними дверь, и не закрывала ее до тех пор, пока они не спустились вниз. А когда они на полпути огля-1улись, помахала им рукой и, отринув свою независимость, с надеждой спросила:

— Так я вас завтра жду?

— Конечно, — заверила ее Эля.

— Старая какая, — прошептал Ромка. — Жалко ее, одна совсем.

— Совсем беспомощная, но хорошая, — добавила Лешка. — Кошку любит.

— Вам завтра в школу идти? — спросила Эля, когда они, покинув серую пятиэтажку, вышли на улицу.

— Суббота же, — ответил Ромка. — Какая школа?

— Ну и отлично. Значит, с утра приедем сюда снова и хоть немного уберемся в квартире.

— Опять! Да что ж это такое! — тихим шепотом возмутился мальчишка.

— Что ты сказал? — переспросила Эля.

— Ему в этом месяце уже четвертый раз придется уборкой заниматься. А до этого никогда в жизни ничего подобного не делал, — объяснила Лешка. — И ему это почему-то не нравится. Он же ленивый у нас.

— Совсем я не ленивый. Просто не люблю напрасный труд. Ты пыль убираешь, а она тут же назад ложится. И какой же тогда смысл в уборке? Вот была бы у нас такая машина, которая сама бы пыль собирала!