На следующее утро, в день торжества, Клементина пригласила в спальню мужа весь обслуживающий персонал — нянь, прислугу и секретарей. Все выпили по бокалу шампанского. Пользуясь случаем, хозяйка дома поблагодарила собравшихся за их преданность и заботу. Своему мужу она подарила золотое сердечко с выгравированными цифрами «90». Юбиляр повесил его на цепочку для часов рядом с другим подарком своей жены, сделанным в день их бракосочетания 56 лет назад, — рубиновой «каплей крови». В полдень сэра Уинстона поздравил премьер-министр, пожелав ему самого наилучшего.

Вечером для узкого круга гостей был накрыт праздничный стол. Среди приглашенных в основном были члены семьи и близкие друзья, включая чету Колвиллов, Энтони Идена, Монтагю Брауна. Как вспоминала младшая дочь Уинстона Мэри:

— Несмотря на праздник, в глубине души мы все чувствовали, что конец уже близок. [558]

Предчувствия не обманули Мэри — Черчиллю оставалось жить меньше двух месяцев. Несмотря на свой солидный возраст, Уинстон продолжал наслаждаться едой, сигарами и стаканчиком бренди, который он выпивал каждый вечер. Так продолжалось до 9 января 1965 года. Вечером его зять Кристофер Соамс предложил Уинстону шампанского, в ответ Черчилль прошептал:

— Как мне все надоело!

Это были последние слова великого человека. На следующий день, 10 января, у него случился обширный инсульт, и он впал в кому. Только через неделю информация о состоянии здоровья экс-премьера просочилась в газеты. В субботу 16 января на первой полосе «Guardian» появился заголовок: «Сэр Уинстон серьезно болен». [559]

Столь длительная задержка со стороны средств массовой информации объясняется не халатностью журналистов, а чрезмерной опекой со стороны членов семьи Черчилля, не желавших информировать широкую публику о кризисном состоянии главы семейства. После первой публикации новости о болезни Черчилля начали транслироваться по радио и телевидению. К дому номер 28 по Гайд-парк-гейт стали стекаться люди. Боясь, что толпа людей сможет нарушить покой больного, полиция преградила вход в Гайд-парк-гейт. Для соблюдения тишины всем машинам «скорой помощи» и пожарным, проезжающим в Нижнем Кенсингтоне, был дан приказ выключать свои сирены. Немногие из собравшихся в тот день могли предположить, что сэр Уинстон еще целую неделю будет бороться за свою жизнь. Несмотря на долгое ожидание, сильный ливень и промозглую погоду, около его дома постоянно дежурила толпа в 200–300 человек.

Вся Англия погрузилась в траур. В воскресенье 17 января королева Елизавета II посетила утреннюю службу в церкви Святого Лоуренса, в ходе которой были прочитаны молитвы в честь ее самого известного подданного. В этот же день многие прихожане пришли помолиться за здоровье своего экс-премьера в Вестминстерское аббатство. Ведущий службу архиепископ Йоркский доктор Когган сказал собравшимся прихожанам:

— Снова и снова он находил правильные слова для правильных действий, вдохновляя народы в час испытания. [560]

В течение следующей недели все средства массовой информации следили за состоянием здоровья Черчилля, это стало главной темой всех изданий. В среду 20 января «Guardian» писала: «Сэр Уинстон проспал целый день». В четверг — «Состояние сэра Уинстона ухудшилось». В пятницу — «Состояние сэра Уинстона без изменений». В субботу — «Состояние сэра Уинстона ухудшилось». [561]

Для большинства англичан столь длительное сопротивление болезни было более чем символичным — и на смертном одре Черчилль оставался все тем же несломленным борцом. Заголовок «К бою!», опубликованный 19 января на первой полосе «Daily Express», был весьма типичным для той ситуации. [562] Сэр Уинстон и вправду продолжал бороться, только уже не за жизнь, а за смерть. В течение всех 70 лет не раз повторявший, что он скончается в годовщину смерти своего отца лорда Рандольфа, Черчилль и в бессознательном состоянии с какой-то мистической решимостью шел к намеченной дате. Однажды он признавался Чарльзу Уилсону:

— Я не боюсь смерти, но собираюсь сделать это наилучшим образом. [563]

Высшие силы предоставят ему такую возможность.

В воскресенье 23 января состояние Черчилля резко ухудшится. Рандольф, Мэри, Сара и Клементина, не отходя, сидели у его постели. Как вспоминал лечащий врач:

— Ночью двадцать четвертого стало понятно, что кризис неминуем. Его дыхание стало поверхностным и затрудненным. В восемь утра оно прекратилось. Мэри посмотрела на меня. Я подошел к постели, но Уинстона уже с нами не было. [564]

Ровно за 70 лет до этого дня в своем лондонском доме скончался отец Черчилля лорд Рандольф.

В половине третьего дня в палате лордов было зачитано послание королевы: «Я приказываю, чтобы сэру Уинстону были устроены государственные похороны — его тело должно находиться в Вестминстерском зале, после чего перенесено для отпевания в кафедральный собор Святого Павла». [565]

За всю историю Великобритании лишь пять личностей, не являвшихся членами королевской семьи, были удостоены государственных похорон: Питт II, Нельсон, Веллингтон, Гладстон и Черчилль. В XX веке сэр Уинстон был единственным.

Вечером на другом конце света, в Вашингтоне, Берлинский филармонический оркестр под управлением великого дирижера Герберта фон Караяна исполнял Шестую «Патетическую» симфонию П. И. Чайковского. Перед началом выступления Караян объявил, что посвящает это исполнение памяти великого человека. Как вспоминает присутствующий на этом концерте руководитель одной из канадских радиостанций Поль Робинсон:

— Это был прекрасный жест со стороны Герберта. Исполнение симфонии также превратилось в одно из самых трогательных и запоминающихся посвящений. [566]