Ортюха Болдырев повел казаков к окраине становища, внимательно осмотрел дорогу с южной стороны, глубокий, но с ровным дном брод, затем прошел саженей пятьдесят по дороге от Атбаша в сторону Кашлыка. Возвратился с нерадостным сообщением:

— Никаких следов каравана, Ермак Тимофеевич! Днями здесь небольшой дождь прошел, так пыльная дорога по сию пору в сухой корочке, ни от возов, ни от копыт никаких следов не видно.

Атаман Ермак зло стиснул зубы, на скулах вздулись буграми желваки, рука невольно потянулась вынуть саблю и тут же пустить ее в кровавое дело.

— Сучье отродье! Неужто кучумовские подлазчики сызнова нас за нос водили? И все разговоры Махмет-бая о бухарцах — сплошное вранье? Ну держитесь за землю зубами, кучумовские доглядчики!

Матвей Мещеряк попытался успокоить атамана, взял его за локоть, негромко сказал:

— Как знать, Ермак, может караван и был, да кучумовцы перехватили его? Ведь не татары, а бухарцы встретили нас у Ишима и здесь, у Вагая! Знали же, что за обман лишатся не только головы, но и туловища! А жизни лишить можем их тогда, когда и вовсе откроется возможный обман, со струга не сбегут.

— Будь по твоему, Матюша! А теперь быстро собрать ясак и мечемся в струги! — приходя в спокойное состояние после недавнего нервного срыва, распорядился атаман Ермак. — День уже разгулялся, на втору половину смотрит, а ветер крепчает некстати. Позри, Матюша, на восток, где Иртыш. Видишь, небо над лесом темнеет, не грянула бы непогода. Успеть надо дойти до Иртыша, на острове заночевать, ежели волна разыграется нешуточная!

— Твоя правда, Ермак. На острове безопаснее будет, нежели на голом берегу. Тем более, ежели и в самом деле какой отряд кучумовцев мог объявиться близ Вагая и перенять бухарцев.

В обратный путь струги пошли под веслами хотя и по течению, но при сильном встречном ветре. Его порывы крепчали с каждым часом, гудели высокие деревья, сгибаясь верхушками в западную сторону, вслед уходящему солнцу, которое скрылось с глаз за плотной темно-синей тучей.

— Наддай, казаки! — подбадривал атаман Ермак товарищей, а сам с все возрастающей тревогой посматривал на встречные волны Вагая, на потемневшие берега, где исчезло перед непогодой все живое, летающее и ползающее. — Наддай, братцы! Тут вовсе некуда приткнуться! Справа топкие низины, слева обрывы, в бурю струги потеряем, побьют волны о камни! Передать по стругам мое повеление зарядить все пищали да укрыть надежно! Того и гляди, с небес божья водичка хлынет, не намочило бы порох! Объявится волчья стая, и пальнуть будет нечем!

Казаки хорошо поняли, какую волчью стаю имел в виду атаман, потому и выполнили приказ быстро и надежно. Они с хрипом рвали веслами воду, помогая течению. Струги раскачивались с носа на корму, упрямо продвигались к Иртышу, а когда над землей наступили густые сумерки, хлынул крупный ливневый дождь.

— Иртыш! Ирты-ыш! — закричал с носа струга казак, который рядом с атаманом Ермаком доглядывал за берегами Вагая.

— Пришли, братцы! — обрадовался атаман, то и дело смахивая водяные струи с лица широкой ладонью. — Обходи островок по левой протоке! Приткнемся к берегу со стороны Иртыша, там земля песчаная и без камней, струги целы будут от битья волной! Струги ставить кормой к берегу, носом встречь волне!

Матвей Мещеряк хотел было подсказать атаману, чтобы тот поставил суда в протоке справа, где было наиболее спокойное место, защищенное и от ветра, и от крупной пенистой иртышской волны. Но увидел суровое сосредоточенное лицо и не решился высказывать свои соображения, подумал: «Должно, Ермак сам все обмозговал, памятуя по своей любимей присказке, что господь добр, да черт проказлив! А непогода и воистину сподручней для проказ нечистой силы!»

Казаки прошли вагайским главным руслом, обогнули островок и, прижимаемые к берегу сильным ветром, ткнулись в песок. Сберегая пищали от сплошного потока дожде вой воды, они соскочили и почти на руках, тут же став мокрыми по пояс вдобавок к дождю, вытащили струги наполовину из Иртыша так, чтобы их не снесло течением разбушевавшейся могучей сибирской реки, поставив все же суда носом к волнам. Атаман Ермак вместе с казаками вытаскивал струг на берег, осмотрел этот не совсем надежный «причал», махнул рукой неведомо кому, решив, что в такой ситуации лучшего не сотворить, приказал:

— Оставить в стругах по пяти человек! Укрыть пищали запасной одежонкой да глядеть в оба, чтобы струги не раскачало волнами и не унесло — виновных пешими по воде заставлю догонять и назад тащить! Остальным сойти на остров и укрыться под деревьями, соорудив из веток подобие навесов! Роман Пивень, подь ко мне! — Атаман позвал давнего товарища, с которым «полевал» не менее пятнадцати лет на южных рубежах, где их казацкие станицы не один раз сшибались в сабельных рубках с набеглыми отрядами крымских и ногайских конников. Утопая по щиколотки в мокром песке, подошел пожилой казак, надвинув на русые брови суконную шапку с красной кистью на макушке. Он смахнул с худых щек дождевые струи, поджал плечи, чтобы меньше воды затекало за воротник на спину, спросил глухим голосом:

— Кажи, батько, що треба робыть?

Атаман Ермак повелел Роману пройти с казаками к правой протоке, укрыться в кустах и доглядывать за противоположным правым берегом Вагая.

— В том месте больших глубин нет. Объявись кучумовцы, могут бродом перебраться на остров, нас сонными посекут!

— Не горюй, батько, ни один татарин к нам и носа сунуть не посмее, вмиг саблюкой вмисти с усами башку срубымо!

— Ступай, Ромашка, мешкать не гоже, — поторопил Ермак, поднял мокрое захлестанное ливнем лицо вверх. — Эко налетело водяное ненастье, с бурей да не ко времени! Чтобы этой буре подождать пару деньков, в Кашлыке не так было бы казакам слякотно!