Князь Андрей пригладил длинные волнистые волосы, еще тише проговорил, так же подавшись телом вперед:

— Что тела княжича в гробнице нет, мой родитель, за большую мзду, узнал от самой игуменьи Ульяны, которая хорошо помнила старицу Софью Сабурову и была в ту пору уже в довольно преклонном возрасте и взяла с него страшную клятву перед иконой Святой Богородицы ни единым словом о том не обмолвиться, иначе царь Иван всех стариц предаст лютой смерти! Оттого родитель мой Иван Андреевич и молчал до дня отъезда в поход на Пайду, словно знал, что жив оттуда не воротится. Еще неизвестно, от чьей пули погиб князь Иван Андреевич, — со вздохом проговорил хозяин хором и трижды перекрестился.

— Твой родитель в том походе был воеводой передового полка, а я был воеводой сторожевого полка. Пайду мы взяли, я видел, что пуля вошла князю Ивану Андреевичу в правый висок, а чья она — как узнать? Может статься, что царь Иван Васильевич о чем-то догадывался после поездки в Суздаль?

— Помнишь, князь Иван, что из Суздаля царь не поспешил в Москву узнать о сражении с татарами, а метнулся в Александровскую слободу, которую любил и укреплял еще великий князь Василий Иванович? И сидел, затворившись, сорок дней, никого не допуская к себе, кроме самых доверенных — Афанасия Вяземского, Алексея Басманова да Малюту Скуратова! О чем они говорили? Какие думы думали? Москва это узнала из послания царя Боярской думе и к москвичам.

— Когда я в числе прочих бояр и воевод увидел царя Ивана, я поразился его видом и не узнал даже! У него был все тот же высокий рост, но тело из довольно толстого, превратилось в худое, с непрочной походкой, он почти напрочь облысел и стал брить голову, большие глаза бегали с одного лица на другое, словно он ждал от каждого подлого удара ножом. В рыжей бороде наряду с оттенком черноты появилась ранняя седина, а когда кричал на нас, то изо рта вылетала пена. Обзывал всех изменниками, которые едва ли не со дня его рождения говорят поносные слова и непригожие речи о царской семье. Он имел в виду речи о том, что он родился не от великого князя Василия Ивановича, от которого у Елены Глинской не было детей четыре года, а от князя Ивана Федоровича Телепнева-Оболенского, который был ее любовником, а после смерти великого князя тут же был поставлен первейшим боярином, получив чин конюшего.

— Воистину так, князь Иван! Родитель мой сказывал, что в роду Оболенских весьма дурная кровь. Не зря все его родичи имели гадкие прозвища Немой, Лопата, Глупый, Медведица. Когда родной дядя царицы Елены стал упрекать ее в открытом разврате, то был брошен в темницу, закован в железа и умер голодной смертью.

Князь Иван не сдержался, в гневе пристукнул кулаком о стол, укрытый зеленым бархатом, с раздражением процедил сквозь крупные редкие зубы:

— Этот князь Оболенский, похоже, пустил гнилую кровь в царский род! Сам царь Иван Васильевич был лютым зверем, убивая не только бояр и детей боярских, которые могли, как ему мерещилось, убить его, а детей лишить трона, но и потомство свое породил беспутное! Первенец его Дмитрий погиб в малолетстве, слабоумный Георгий-Юрий, которого я видел не единожды, точь-в-точь словно див лесной, без ума и без памяти, прожил лет тридцать. Сын Иван — подстать родителю, кровожаден и бешеный, своей рукой бояр на площади пикой убивал! Федор Иванович, ныне царствующий, мало что лучше братца Юрия. И у меньшого царевича Дмитрия от царицы Марии Нагой, сказывают, случаются приступы падучей! А про самого царя Ивана Васильевича и сказывать слов нет, коль собственного сына, накинувшись, словно зверь, дубиной размозжил голову, ударив в висок и в затылок, всего-то каких-то четыре года назад!

— В роду Рюриковичей таких лютых до большой крови не было. Случалось, вставал брат на брата, но чтобы так, как царь Иван Васильевич, вырезать целыми городами — Тверь, Торжок, Медынь, Великий Волочок, Великий Новгород! В Новгороде царь с опричниками стоял пять недель, весь январь семидесятого года, убивал ежедневно тысячу, а то и полторы тысячи человек! Перед этим в Твери пять дней избивал, топил в Волге церковников, монахов, горожан, не жалея женок и детей. Опричники растерзали пленников немцев, полочан, а Малюта Скуратов своими руками задушил митрополита Филиппа Колычева, который посмел требовать от царя убрать опричников, унять разбой в своей же стране! Великий Новгород и поныне будто после татарского взятия, наполовину пуст и порушен. — Князь Андрей умолк, стиснув зубы. Сидел молча не долго, вздохнул. — И еще одно дело не идет у меня из головы. Ежели царь вознамерился извести боярскую измену под корень, то почему пообок с опричным двором жила и работала Боярская дума? Да потому, что опричный двор занимался только тайным сыском, а не делами государства! И почему окромя бояр тысячами гибли купцы, служители церкви, ратные люди, посадские и даже пленные поляки и немцы? Не потому ли, что могли составить княжичу Георгию сильную рать? Есть о чем поразмыслить… Сказывал мне родитель Иван Андреевич, что прежде сотворения опричного двора для тайного якобы сыска врагов, царь Иван списывался с королевой Елизаветой, говоря, что хочет в Англии сыскать от врагов своих убежище себе и семье. Но после погрома Твери, Великого Новгорода, после лютых тысячных казней словно упился человеческой кровью, угомонился малость. И мне думается, князь Иван, что его псам удалось-таки найти княжича Георгия и убить его. Не потому ли всякий, кто попадал на спрос в опричный двор в Москве на речке Неглинной или в иных городах, после того спроса ни един человек не остался в живых. Да чтобы не прознал народ и Боярская дума, кого именно ищет царь Иван по всей Руси: человека, которому по родству было править на троне, а не ему, подменному царю!

— Неужто убили-таки княжича Георгия? — с сожалением в голосе спросил князь Иван и головой покачал. — И не будет на русском троне достойного правителя! Что-нибудь тебе удалось проведать? Ведь теперь княжичу Георгию было бы шестьдесят лет, мог бы жить да жить.

— Пока на троне сидел царь Иван Васильевич, опасался я опричных доглядчиков вести какие-то розыски, но по смерти его кое-что удалось найти.

— Что же, князь Андрей? Неужто отыскался какой след Георгия? А может, кто из его семьи остался жив? Может, сыновья?

— В живых царь Иван Васильевич не оставил никого, тем паче, что убив княжича Георгия, он вскоре перебил почти всех в своем монашеском ордене «кромешников», или «псов царских», как их величали в народе. Всех, кто знал, кого именно искал в тысячах убитых царь Иван! Последним был убит Малюта Скуратов, перед этим уничтожив и Вяземского, и Басманова, и его брата Федора, и Грязнова, братьев Гвоздевых… да всех не перечислить. А кого он искал, того сам и назвал!

Князь Иван Петрович вскинулся, едва не вскочил на ноги, быстро оглянулся на дубовую закрытую дверь, зашептал:

— Неужто как проговорился царь Иван? При людях? И не всех опосля показнил? Говори, князь Андрей, говори!

— Ведомо же, что после побития опричников, царь Иван сделал большие вклады по монастырям на помин душ усопших. Игумены велели те вклады писать во вкладные книги, где помечено месяц и число, когда «давать корму нищей братии на помине души такого-то раба божьего».

— Неужто? — спросил, напряженно стиснув пальцы, князь Иван.

— Я отправил доверенного человека, дворянина Федора Старого по монастырям якобы для того, чтобы прознать, в каком месте поминают его родителя и старшего брата, погибших при разгроме Твери. И вот, возвратясь, Федор Старой привез мне выпись из поминальной книги ростовского Борисоглебского монастыря о поминании в ноябре месяце князя Юрия, слабоумного брата царя Ивана Васильевича, и другая запись. Вот она, все в той же шкатулке, — князь Андрей достал короткий лист бумаги и прочитал: — «А по князе Юрье Васильевиче на его память апреля в 22-й день панихиду петь и обедни служить собором, докуда монастырь стоит». И писано это в синодике опальных для поминовения избиенных царем Иваном Васильевичем в не самом главном монастыре. Должно, царь надеялся, что никто не обратит на эту запись особого внимания. А иного князя Юрия-Георгия Васильевича, рожденного в апреле, кроме сына Соломонии, не было!