– Это к Бонни, – сказал Бодряну.

Доброчинский повернулся ко мне.

– Я не знала, что это вы. Знала, что там держат какого-то мужчину. Но у меня были подозрения, что этим человеком можете быть вы. Я обратилась к Николаю Бодряну за помощью – потому что посчитала его самым подходящим кандидатом, а возможно, и единственным человеком, способным помочь в таком деле, – из моих знакомых, которые сейчас находятся в России. И он любезно согласился.

– И теперь вы отправитесь ко мне, – впервые подала голос Клавдия Степановна.

– Но… – открыл рот Бодряну.

– Обсуждать финансовые вопросы вы сможете и у меня дома. Пока я в магазин хожу. Подслушивать не собираюсь. Но подумайте сами – Бориса Сигизмундовича у меня в квартире искать точно никому не придет в голову.

Семен на водительском месте хмыкнул.

– А вы его куда собирались везти? – спросила Клавдия Степановна у Бодряну.

– Да я думал по ходу решать, когда выясним, кого и что нашли. Мы, конечно, остановились в надежном месте… Но вы правы. Скажите Семену адрес. Он проводит до квартиры, а завтра мы все встретимся у вас.

– Я обязательно расплачусь с вами за постой, многоуважаемая Клавдия Степановна, – вставил Доброчинский. – И скажите, пожалуйста, что я еще могу для вас сделать?

– Жениться на мне, – невозмутимо ответила русская дама.

Борис Сигизмундович замер с открытым ртом, Бодряну собирался что-то сказать, подавился слюной и закашлялся, Семен расхохотался. Я же подумала, что Клавдия Степановна все темы сводит к одной – замужество. Правда, на этот раз почему-то было замужество не единственной дочери, а ее собственное. Может, из-за возраста потенциального жениха? Хотя ведь Доброчинский женат далеко не первым браком, и жена даже моложе дочери Клавдии Степановны. Но ведь, если я правильно помню, у него одна вредная привычка – жениться. Так почему бы не использовать этот «вред» во благо?

Борис Сигизмундович немного пришел в себя и как раз сказал, что уже является счастливым обладателем жены и шести детей от разных браков.

– Разведетесь, женитесь на мне на годик, потом снова можете хоть на предыдущей жене, хоть на очередной молодухе.

– Я вообще-то холост, – подал голос с переднего сиденья Бодряну.

– Это предложение руки и сердца? – уточнила Клавдия Степановна.

– Это деловое предложение, – отозвался Бодряну. – Как и у вас к Борису Сигизмундовичу. Вы же не будете утверждать, что влюбились в него заочно по фотографии? Если вы мне представите веские аргументы, я с вами хоть завтра под венец прогуляюсь. Бонни возьмем в свидетельницы. И Семена.

– У нас с иностранцами так быстро не женят, – заметила Клавдия Степановна. – И вообще только в двух местах в городе. Вот в США, я слышала, все можно за один день оформить, правда, не во всех штатах. Но у меня визы нет. И туда сложно получить.

– За деньги в России делают все, что угодно, – встрял Доброчинский. – В принципе, если надо, я могу быстро развестись. Я – гражданин России. Жена – гражданка России. Хотя у нас есть несовершеннолетний ребенок. Но самая большая проблема состоит в том, что мне нужно как можно скорее покинуть пределы России и не засвечиваться здесь. Я вообще жалею, что согласился на эту авантюру.

И он посмотрел на меня. Но я на самом деле и предположить не могла, что так получится! И где же коллекция?

– Зачем вас выкрал Суравейкин? – спросила я. – Налет – его рук дело?

– У меня перед ним должок. Старый. Еще с девяностых годов. Но дело в том, что он меня не выкрадывал. Он меня перекупил.

– У кого? – воскликнули мы все хором.

Доброчинский развел руками.

– Значит, налет на кортеж организовывал не он? – задумчиво произнес Бодряну. – И у кого же тогда коллекция?

– Я сам хотел бы это знать, – хмыкнул Доброчинский.

– Но это явно знает Суравейкин, – заметила Клавдия Степановна.

– Не факт, – сказала я. – Смотря как он покупал Бориса Сигизмундовича. Может, на подпольном аукционе. Раньше предметами искусства и ювелирными украшениями торговали с не очень чистой историей, теперь гражданами. Брат Бориса Сигизмундовича – большой специалист по подпольным аукционам.

– Но он бы не стал торговать мной! – взревел олигарх-диссидент.

– Вы на сто процентов в этом уверены? – повернулся с переднего места пассажира Бодряну.

Доброчинский закрыл рот.

– Что вам говорил Суравейкин? – уточнила я.

– Требовал акции, которые я у него увел.

– И все?

– Упущенную прибыль. Оплату морального ущерба. Говорил, что просто так не отпустит. Не зря же он на меня столько денег угрохал.

– Что вы помните про налет? – спросила я. – Вас посадили в машину. Что было дальше – до вашего заключения в подвале?

– Не знаю. Мне в лицо ткнули какой-то мерзко пахнущей тряпкой. Очнулся в подвале. Потом туда пришел Суравейкин и объяснил ситуацию.