«Значит, он мог тебя и не перекупать, – подумала я. – Сказать можно что угодно. Да и ты можешь говорить что угодно, но знать правду».

Хотя теперь я считала, что Борис Сигизмундович – пострадавшая сторона. Однако нельзя было исключать варианта, что налет организовал Доброчинский, а потом его каким-то образом прихватил Суравейкин. Коллекция к этому времени была уже спрятана, и Суравейкин требовал ее у Доброчинского в обмен на освобождение.

– Но все-таки надо бы поговорить с Суравейкиным… – задумчиво произнесла Клавдия Степановна. – Он может знать, у кого коллекция.

– Я считаю, что коллекцию искать бессмысленно, – заявил Доброчинский. – Кстати, а где мои ведра? Их тоже забрали?

Я пояснила, что они у Сигизмунда Сигизмундовича, который наотрез отказался отдавать их государству.

– И правильно сделал. Обратно увезу.

– А сможете? – спросила я. – У вас же, как я поняла, у самого проблемы с выездом.

– Я на вас, Бонни, доверенность оформлю. В Англии. Кстати, если придумаете, как мне выехать из России без проблем, и обеспечите мне этот выезд, я вас интервью и фактурой обеспечу на год вперед. Отдельную колонку сможете в «Зарубежном репортере» открыть.

– Я не понимаю, почему у вас должны возникнуть проблемы с выездом. Ведь была же достигнута договоренность на самом высшем уровне. Я могу выступить свидетельницей и…

– Бонни, я же не выполнил поставленное условие! Я же должен был обеспечить доставку коллекции в целости и сохранности! А ее у меня украли! Если бы ее потом из Эрмитажа вынесли, меня бы это не волновало. Но ее сперли, пока я еще не передал ее музейным работникам. И ведь полстраны, если не три четверти, явно решили, что это я организовал налет. Но самое обидное, что это не я, и даже не представляю, где она находится! И кто налет организовал! Не знаю! И мне здесь оставаться нельзя, потому что меня в подвал может засадить не один Суравейкин! Я думал, что государство защиту обеспечит, а теперь фиг оно мне что-то обеспечит, кроме кормежки на казенный счет на северах. И еще тут полно всяких Суравейкиных!

– У которых к вам счеты с девяностых годов, – добавила Клавдия Степановна.

– Вот именно, – со вздохом признал Борис Сигизмундович.

Тут мы как раз подъехали к дому Клавдии Степановны, Семен приготовился провожать их с Доброчинским. Я обещала заехать завтра, когда высплюсь. Бодряну заявил, что тоже встретится с Борисом Сигизмундовичем, чтобы обговорить условия оплаты своих трудов. Известный маг никогда не занимался благотворительностью, правда, Доброчинскому наведением порчи не грозил, поскольку прекрасно понимал, с кем имеет дело.

Доброчинский задумался на мгновение, потом попросил прямо назвать сумму, так как не видит необходимости скрывать ее от меня и Клавдии Степановны. Зачем откладывать до завтра? Он сегодня отдаст распоряжение перевести ее на счет Бодряну. У потомка графа Дракулы были заготовлены все реквизиты – и он протянул листок Борису Сигизмундовичу. Доброчинский спросил, может ли он обратиться к Бодряну за помощью, если она ему потребуется. Тот любезно разрешил и заявил, что, если потребуется, обеспечит помощь и, так сказать, с магическим оформлением. На некоторых клиентов очень хорошо действует.

Потом ушли все, кроме нас с Бодряну.

– Я думаю за ним проследить, – заявил Бодряну. – Человека сюда пришлю. Пусть присматривает за квартирой. Раз предложил заплатить сегодня, значит, планирует сбежать завтра. Или сегодня ночью.

– Вы считаете, что Клавдия Степановна его из квартиры выпустит?

– Ну, мало ли что может случиться… Кстати, зачем ей за него замуж?

– Она зациклена на этом. Наверное, для статуса. То есть она считает, что для ее статуса и для статуса дочери на выданье нужно побывать замужем за олигархом, пусть и опальным. Ну и на приданое дочери, наверное, деньжат получить. Или особнячок какой-нибудь за пределами России. Опять же тогда можно претендовать на более высокопоставленного зятя. Может, еще и славы хочется. Если она выйдет за Бориса Сигизмундовича, эту новость будут освещать все газеты, журналы, радиостанции и телеканалы в России и многие за рубежом. Тут и дочь заодно можно будет пристроить. Ее фото в газетах помещать рядом с мамочкиным. Женихи табуном повалят.

Бодряну хмыкнул.

Вернулся Семен, отвез меня до машины, на которой я ездила по Петербургу, и мы с Бодряну расстались, как всегда, довольные друг другом.

На следующий день, когда я приехала к Клавдии Степановне, она как раз кормила Доброчинского завтраком. Он не сбежал. Или только пока?

– Как давно домашней кашки не ел! Просто вкус из детства. У меня мама точно так же манку варила.

И олигарх-диссидент с блаженством на лице облизал ложку.

– Бонни, мы тут спорим, сбривать Борису усы или нет. Я считаю, что нужно попробовать отрастить. Ты посмотри, как они ему идут.

Борис Сигизмундович побрился, но верхнюю губу не трогал. Как понимаю, Клавдия Степановна не дала.

В ответ на вопрос я пожала плечами. Мне, признаться, было все равно.

– Я где-то слышал, что историю Великобритании можно проследить по усам, – заявил Доброчинский. – В каждый период истории была своя мода. Это правда?

Я кивнула. Это на самом деле так, и мой дедушка по старинным портретам может определить, к какому периоду относится работа. Но я не такой знаток в этом деле, знаю только, что английская «история усов» заканчивается в 1916 году, когда король издал указ, позволяющий военнослужащим брить верхнюю губу (до этого усы были обязательными). Есть несколько версий появления этого указа. Самая распространенная – это проблемы с растительностью на лице у наследника престола, который по английским законам обязательно должен послужить в армии (и никакие отмазки не принимаются!).