Ведьма – уже не человек. Она по-иному воспринимает мир, особенно остро, чутко. Краски ярче, запахи сильнее. А еще следы, оставленные другими… Да, я стала палачом. Но кроме этого страшного дара, при мне осталось и умение слышать и видеть память вещей, чего, судя по всему, была лишена бедняжка Джейн. И теперь, шагая по тихому кладбищу, я старалась глядеть себе под ноги. Каждый холмик с крестом в изголовье, каждое надгробие, каждый обелиск вопили, выкрикивая все один и тот же вопрос: почему? Почему он? Почему сейчас? Почему так несправедливо? Почему. Мы. Смертны?!!

Впору зажмуриться, зажать ладонями уши и бежать отсюда, забиться в уютный салон «Опеля». Но я все-таки стиснула зубы и… дошла. Остановилась перед новым обелиском из черного мрамора, еще раз сверилась с номером на моем путеводном листке. Все совпадало. На полированной и холодной поверхности не было ни портрета, ни имени. Гравер искусно выполнил сложный китайский иероглиф. Год рождения – тысяча девятьсот семидесятый. Год смерти – две тысячи девятый. Эрик, Эрик… Воистину, неисповедимы пути.

Я осторожно разложила на плите розы, постояла несколько минут. Вспоминать… не хотелось, потому что это было бы слишком больно. Мы не были близки по-настоящему, но, по словам Джейн, Эрик не хотел моей смерти – и, наверное, уже за это его следовало простить. Впрочем, и прощать не за что. Побеждая, мы все чем-то жертвуем, ничто не дается просто так, в виде красиво упакованного подарка. Даже Джейн… Все-таки обрела покой, пожертвовав собственной жизнью. А я обрела саму жизнь, приняв жертву Джейн. Уфф. Тоскливо, невозможно тоскливо на сердце. Грусть сочится из-под каждого камня, слезы блестят на траве. Почему?..

Последний взгляд на могилу. Прощай, Эрик, спи спокойно. Ты наверняка устал от такой долгой жизни, настало время для отдыха.

И вдруг… Я подобралась. Что за странное, противоестественное сомнение, Лера? Тебе не нравится обелиск? В нем что-то не так?!!

Под каблуком хрустнула раздавленная роза. А я, ничего не видя перед собой, вцепилась обеими руками в холодную грань черной призмы, все еще не веря, пытаясь окончательно разобраться в собственных ощущениях.

…Солнце садилось, щедро засыпая кладбище прощальными лучами. А я сидела на мраморной плите и хихикала, размазывая по щекам слезы и совершенно не понимая – зачем плакать.

Обелиск оказался пустышкой. Никто не плакал над ним, никто не отдавал последнюю честь погибшему. Ни грана сочувствия, сожаления. Ни капли злорадства. Ни-че-го. Разве что… Опасение, что обман раскроется.

Эрика не было здесь, его вообще, судя по всему, не было на кладбище. Бернард специально дал палачу Джейн возможность убедиться в том, что жертва погибла сама, что нужно прекратить поиски… Ха! Швейцарец не разглядывал пристально ментальное поле Джейн, иначе бы убедился в том, что оно слегка изменилось!

Я достала платок, вытерла лицо и медленно побрела обратно. К машине.

Выследить Бернарда оказалось непросто, но я терпеливо ждала, смотрела, запоминала. Когда есть деньги, перед тобой открыты многие двери, и двери частных детективных агентств в том числе. В итоге следы старого лиса привели меня в частную клинику на окраине города, тихое и хорошо охраняемое местечко. Знать бы еще, зачем мне туда нужно? Что я скажу Эрику?..

Охранник только покосился на изящную рыжеволосую женщину, хлопнувшую дверцей вишневого «Опеля». Медсестра в приемной – вчерашняя выпускница мединститута – долго изучала мое лицо, затем почему-то попросила документы.

– Его зовут Эрик, – я умоляюще взглянула на нее, – простите, я точно знаю, что он здесь. Он… Мы были… хорошими друзьями. Я могу его навестить?

– Честно говоря… нет, – девчонка опустила глаза, – видите ли, наш клиент очень долгое время находился в критическом состоянии, и пускать кого-либо к нему сейчас… мы опасаемся, что это может ему повредить.

– Послушайте, – я наклонилась ближе к ней, – я клянусь… я обещаю, что с ним не случится ничего плохого. Он будет рад меня видеть, правда! Ну, поверьте, пожалуйста… Мне… очень нужно с ним повидаться. Это важно, и для него, и для меня…

И уверенным движением опустила в нагрудный кармашек сестрички хрустящую купюру в сто евро.

– Ну, зачем же так, – щеки девушки стремительно зарумянились, – я бы… я бы вас, наверное, и так провела…

– У вас работа трудная, – я заговорщицки подмигнула, – позвольте мне побыть с ним пять минут наедине.

Мы пошли по широкому и чистому коридору с белым потолком и бежевыми стенами и полом. Дверей было немного, все они казались плотно закрытыми.

– Вы, наверное, уже в курсе, – щебетала сестричка, – вашего друга доставили к нам в критическом состоянии. Его начинили свинцом так, что у Михалсаныча руки опускались. Два раза сердце останавливалось… И то, что он наконец пришел в сознание… Просто чудо! Вы верите в чудеса?