— А откуда он вообще узнал об этих людях?

— Я не спрашивал, — говорит Паршивец, — но я думаю, это в его силах. Краб сказочно богат. Между прочим, это он предложил по миллиону кредиток каждому. Плюс участие в свержении Президента. Если революция случится, мы все станем национальными героями.

— Революции захотелось, блин! — говорит Сан Саныч, — никогда еще не чувствовал себя ослом. Оказывается, меня используют для того, чтобы убрать Президента! Занятно.

— Я, как бы, не похож на революционера, — говорит Негодяй, — но всегда мечтал оказаться в его шкуре. Президент, конечно, скотина порядочная.

— Вот-вот, никто из нас не любит Президента, — говорит Паршивец, — поэтому я вас и собрал. Эти люди не будут громить телеграфы и захватывать Президентский Дворец. Времена таких революций прошли. Сейчас вполне реально совершить информационную революцию. Задавить Президента компроматом, голосованием, всенародным референдумом… миллионы возможностей.

— Тогда почему сразу не похитить файлы на Президента? Сразу станем во главе власти? Я буду Императором. Ты, Негодяй, главным музыкантом дворца. Сан Саныча назначим ответственным за бухгалтерию. А?

Паршивец качает головой:

— Строй не будет меняться. Люди не выйдут на улицы с оружием в руках. Народ просто разочаруется в Президенте и выберет нового. Того, который достоин.

— А нынешнего Президента выбирал не народ? — тихо возражает Негодяй, — разве он не был достоин? На кой ляд за него голосовали, если он не достоин власти?

— Ошибались, — говорит Паршивец, — людям свойственно ошибаться.

— Тогда почему вы уверены, что новый президент будет достоин? — спрашивает Негодяй, — вы же тоже можете ошибаться?

— Можем, — отвечает Паршивец, твердо глядя на Негодяя немигающим взглядом, — никто не защищен от ошибок. Но попытка — не пытка.

— В общем, — встревает Сан Саныч, на секунду опередив меня. Обстановка накалилась до предела, — в общем, будем считать, что все мы здесь ради кредиток. За идеи пусть выступают другие. Идет?

— Вы сами попросили все рассказать, — начинает оправдываться Паршивец, — если вас повесят за разглашение военной тайны, я не виноват.

— Я хочу встретиться с Крабом, когда все закончится, — говорит Негодяй, — он может меня заинтересовать.

Паршивец согласно кивнул.

— А как же те, другие, которые ходили сюда до нас? — я смотрю на Паршивца и думаю о том, что еще он может скрывать.

— Разведка, — коротко говорит Паршивец, — я же должен был знать, на что иду. Все программы, приборы заказывал через Краба, он же их заказывал в столице и доставлял лично мне по своим каналам. Никто в Такере не знает, что у меня есть.

— Вот ты похож на революционера, — говорит Негодяй, — самый настоящий. Если тебя поймают, то повесят, поверь на слово, как бы.

— И все равно это подло, — говорю, — мог бы все рассказать до того, как мы оказались здесь. Или ты боялся, что мы не внемлем патриотическим лозунгам и откажемся? Хорош друг!

— Я не говорил, да. Но только для того, чтобы с вами ничего не случилось. Подумай сам, Грозный. Если тебя берут Слоны за взлом Ниши, то просидишь года четыре, а если возьмут за революционную деятельность, то, может быть, и пожизненным не отделаешься.

— Повесют, — повторяет Негодяй, — как пить дать.

Я открыл было рот, чтобы возразить. У меня вдруг возникло множество интересных вопросов, но в это время позади нас раздался какой-то непонятный, нарастающий звук. В спину ударила волна горячего воздуха. Я обернулся, но ничего не увидел. Только услышал крик Паршивца:

— Электропоезд!

И все понял.

Говорухин едва досидел до окончания дежурства. Иногда он себя так чувствовал — словно в зад вставляют раскаленный штырь. Тогда не посидеть спокойно, ни ивизор посмотреть, ни подрыхнуть незаметно в подсобке, пока помощник дежурного ходит по секторам, проверяет. Это томительное ожидание будущего…

А еще, как назло, закончились таблетки. В итоге, к пяти вечера, Говорухин раскис и едва не надавал явившемуся сменщику по мордасам, когда тот глупо пошутил на счет его, Говорухина, вида.

Зато, стоило сдать смену, выйти на улицу, в вечернюю прохладу, и шкала настроения решительно поползла вверх. Солнце услужливо спряталось за облаками, ветерок мигом стер капли пота с разгоряченного лба.

— Ничего, мы им еще покажем, — пробормотал Говорухин, залезая в интермобиль. К кому конкретно обращался, непонятно. Всем покажем. Кто подвернется. Кто урод, в общем. Даже голос навигатора бесил. Придумают же.

Позвонил Афимин. Сказал, что Коля Аленичев выходил из отеля один раз, бегал к киоску, потом вернулся обратно и не выходил. Потом Говорухин позвонил Коле домой, но услышал только гудки.