— Они даже работают?

— Ну да, сутки дежурят, двое дома. Это своеобразная дань с директоров, деваться им некуда.

Стриж всмотрелся, кивнул головой, отдал фотографию Семенову.

— Ну, ни пуха ни пера! — заключил тот.

— К черту! — бросил Стриж, не попрощавшись вылез из машины и не торопясь пошел вдоль Волги.

"Черт, и вправду тяжелый человек, — думал, глядя ему вслед, лейтенант. — Но, похоже, дело свое сделает.

Такого не остановишь. У него и походка особенная. Не идет, а словно надвигается. Дай бог, чтобы он сломал шею Мураю".

И, развернув машину, Семенов нырнул в лабиринт переулков.

Вечером Ольга пришла с дочкой. Стриж крутился около плиты, колдовал над ужином.

— Ба, ты чего это?! Сама бы приготовила.

— Знаешь, никогда не любил кашеварить, только по большой нужде, на рыбалке, например. А сейчас прямо зуд какой-то.

Он вытер руки полотенцем и наклонился к ребенку.

— Ну здравствуй. Тебя как зовут?

— Вера, — тихо и серьезно ответила девочка, разглядывая Стрижа большими черными глазами.

— Слушай, а она на тебя не похожа, — заметил Стриж.

— Вылитый папа, — ответила Ольга, появляясь уже в домашнем халатике. — Что ты тут наготовил? Ага, мясо, картошка. Сейчас я это приправлю и можно есть. Ой, вкусно, — заметила она, пробуя мясо.

За обедом Вера поглядывала на Стрижа все так же серьезно и вела себя очень чинно.

— Работы сегодня было страх как много. Вчера двоих мотоциклистов привезли, это уже после моего дежурства. У одного сломан нос, сотрясение мозга. У другого пострадал шейный позвонок. Еще повезло парню, спинной мозг не задет. А сегодня твоего крестника доставили — Голому. Опять перелом нижней челюсти, не такой сложный, как в прошлый раз, но Михеев с ним повозился.

— Положили?

— Нет. Перемотали зубы проволокой, гипсовый воротник наложили и отпустили домой. Где ему так повезло?

Стриж поперхнулся бифштексом, прокашлялся сквозь смех.

— Завтра в ночь работаю, — сообщила Ольга.

— Чего это?

— Да поменялись с одной девчонкой, попросила очень. Веру к бабушке отведу.

— Не хочу к бабушке, — вступила в разговор дочка, — хочу к тебе.

— Я в ночь дежурю, так что не выступай! — прикрикнула на нее Ольга. Вера недовольно надула губы.

— Эх и упрямая, противная, — пожаловалась мать. — И в кого только? Из Витьки разве что узлы вязать не пробовали, но эта, о-о…

— Как в кого — в тебя! — засмеялся Стриж. — Ты припомни, какая сама была. Вредная — страх! Что не по тебе, так не переспоришь. А, товарищ комсорг?

— Ладно придумывать.

После ужина Ольга принялась мыть пол, а Стриж наконец-то растормошил упрямую девчонку и гонялся за ней из комнаты в комнату, мешая хозяйке. Она вроде бы сердилась, кричала на них, даже замахивалась мокрой тряпкой. Но глаза улыбались, ей давно уже не было так хорошо, спокойно и радостно на душе. "Два ребенка:

маленький и большой", — думала она, глядя на Стрижа, галопирующего с Верочкой на плечах.

— Мам! Смотри, какая у меня лошадка! — закричала дочка, крепко вцепившись руками во взлохмаченную шевелюру Стрижа.

— Какая же это тебе лошадка, это конь, жеребец. — И, не выдержав, она все-таки приложилась мокрой ладонью по голой спине Стрижа. Тот радостно заржал и прибавил аллюру.

В десять еле-еле уложили уставшую Веру спать и снова остались одни.

Отдыхая от затянувшейся ласки, Ольга внезапно подняла голову и спросила Стрижа:

— Толь, а про Оксану ничего не знаешь?

— Нет. Исчезла. Ни звука. Приехала один раз, сказала, что разводится и умотала куда-то на свою Украину.

Правда, говорили, что она ушла в монастырь. Но это только слух.

— На нее смотреть жалко было. Как побитая. Ходила, глаза прятала. Почернела вся.

— Я ее не виню. Я во всем виноват, не смог защитить, — он помолчал. — Оль, не говори никому, что я у тебя живу, ладно?

— Хорошо. Спать будем?

— А который час?

— Двенадцать.

— Знаешь, мне, наверное, пора.

— Куда это?

— Да надо сходить проведать старых друзей.

Стриж натянул на себя старое трико, неизменный свитер, куртку. Ольга вышла его проводить на крыльцо в одной сорочке. Анатолий заругался на нее, чмокнул в щечку и втолкнул обратно в дом.

— Я скоро, — шепнул он на прощанье.

Дождавшись, пока Ольга закроет дверь, Стриж подошел к конуре, потрепал по голове вертящегося под ногами Шарика, отодрал доску от тайника. Повертел в руках семеновский пистолет с глушителем, отложил — слишком большой. Сунул в карман «Макаров» и две зажигалки.