Шрифт:
Она повернулась к подруге. Надя, оказывается, уже давно смотрела на неё:
– Лидка, ты меня не слушаешь… Ты меня совсем разлюбила, Лид?
* * *
Он выздоравливал, да. Он набирался сил, и притом быстро. Болезнь делает человека беспомощным, похожим на маленького ребёнка. Теперь Бывший Булка как бы снова взрослел.
Он не любил переедать. Сейчас у него был волчий аппетит. Причём не только к обедам-завтракам-ужинам – к солнцу, воздуху, к Маринке и Лидке.
Целыми днями его не покидало ощущение счастья. Бывший Булка хорошо знал это чувство, оно возникало у него в субботу утром, когда ещё всё впереди, когда ещё можно строить бог знает какие планы и знать: времени хватит на любой.
Он давно уже не выходил на улицу и, смотрясь во время бритья в зеркало, понимал, что выглядит неблестяще. Но не боялся этого, чувствовал: в нём нарастает здоровье, как за окном, в природе, всё более нарастала весна.
Приходили Маринка и Лидка. В новой палате Бывший Булка стал чемпионом по посещаемости, ему даже было неловко.
Лидка немножечко как-то присмирела. Теперь в их семейных отношениях снова царствовала Маринка. Стесняясь, но придавая своему голосу всю возможную взрослость, она говорила Лидочке:
– Ступай, у тебя ведь ещё уроки. А я с папой побуду…
И Лида, тоже до ужаса взрослая, вставала через несколько минут, никак внешне себя не выдавая. Только движения её становились более резкими и подчёркнутыми. Она уходила на тонких своих складненьких ножках. И у Бывшего Булки не было сил остановить её. Хотелось побыть с Маринкой наедине. Кто же мог заменить её? Да никто!.. Как и Лиду, конечно.
– Коля… Я, наверное, должна объясниться… – Голос её неожиданно падал, она быстро промокала слезу в уголке глаза – и театрально, и очень естественно, как умела одна только она, Маринка. – Я обязана…
Он отрицательно качал головой. Ему не хотелось ни говорить о том времени, ни вообще помнить его. То время осталось в прошлом, навсегда отчёркнутое резкой полосой операции.
* * *
В эти же дни "весенней субботы" произошло у него два расставания. Выписывался Старик, а несколькими днями позже выписался Снегирёв.
После операции Бывший Булка, конечно, виделся с ними, но это уж было не то. Да и как иначе: раньше жили в одной палате, теперь лишь заходили друг к другу. И разговоры получались уже какие-то куцые. Снегирь не откровенничал больше и не бранился налево и направо, Старик в основном помалкивал.
И вдруг он явился сам – без Снегиря, без приглашения. Торопливой, такой несвойственной для него походкой приблизился к Бывшему Булке, протянул руку. Да вспомнил, что правую-то не годится (у Бывшего Булки она всё ещё была прибинтована к телу). Протянул левую – выходило неестественно. Ах ты господи!.. Схватил своей правой левую Булкину:
– Меня выписывают, Николай Петрович! Говорят, здоров!
Тут и Булка начал трясти его руку.
– Вы подумайте, дорогой мой, я второй раз здесь, а ножа близко не видел – всё на лекарствах! Доктор говорит: "Теперь до ста лет доживёте!" А я, извините, совсем умирать не собираюсь! – И, застеснявшись, рассмеялся…
После, на осмотре, Бывший Булка сказал Павлу, что вот, мол, о ком диссертацию-то писать.
– В цирке – да, можно его показывать! – резко ответил Павел. – А в диссертации – не поверят.
– Так чего не поверят! Факт!
– Скажут: значит, не злокачественная… Да-с… – Он нахмурился. – А ведь секрет прост. У этого деда исключительная сила духа. Вам бы, молодым, поучиться!
Так говорил он, хотя сам вряд ли был старше Бывшего Булки.
А ещё через два дня пришёл прощаться Снегирь. Он был уже в нормальном человеческом платье и оттого не походил на самого себя.
– Выписываюсь по собственному желанию. Так что будь здоров, дорогуша!
– И ты будь здоров, Снегирь.
– Нет, я здоров уж не буду! – Он покачал головой. – Всё болит, Коля!.. Жру лекарства утоляющие, а то бы орал… Лечили от почки, а теперь болит грудь. Понял, куда метастазы дал?.. В общем, выписываюсь, не буду Павлу статистику портить.
– Слушай, – сказал Бывший Булка ровным голосом, – ну, если побаливает, куда спешить-то. Вон Старик наш, смотри: съел свои пять килограммов таблеток…
– Ладно, кончай! – Снегирёв вяло махнул рукой. – Я пришёл к тебе попрощаться, так что нечего мне тут… Телефон мне дай. На похороны тебя позовут. Приедешь?