Ему нравилось, что Лидка слегка ломается – так ему казалось. У него было слишком хорошее настроение, чтобы как следует разобраться…

Итак, ему нравилось, что Лидка ломается, строит из себя такую адскую холодность. Но в то же время, а лучше сказать – и поэтому… да, именно и поэтому он был на стороне Севы. Он всё время чувствовал себя переодетым мальчишкой, которого принимают за взрослого. И, пользуясь этим, затевал разговоры, чтобы помочь Севе. И поглядывал на Лидку, а та не сдавалась. Так думал он.

Лида, конечно, слушала их. Да и не могла не слушать. Она-то лучше всех понимала, для кого эти слишком громкие Севкины тирады.

Дорога была пришкварена морозцем, нет-нет проскальзывал ледяной ветерок. Но сейчас, среди деревьев, стало совсем тепло. Солнце всё светило не переставая.

– Горный день, правда? – сказал Сева.

– Горный? – весело удивился Бывший Булка.

– Конечно! На солнце печка, в тени лёд, чистота кристаллическая. Как в Дагестане? – он посмотрел на Бывшего Булку.

Вот тебе и переодетый мальчишка! Бывший Булка, что называется, проглотил муху. Дагестан он видел только на карте…

Лида продолжала идти, как шла. А сама ждала, что же он ответит, её отец.

– Наверно, похоже на горный, – наконец сказал он. – Я там не был. Отпуска, понимаешь ты, летят как сумасшедшие. И совсем в другую сторону!

Слова эти дались ему нелегко.

"Хорошо, что у меня такой отец, – подумала Лида, – а то был бы другой…" Захотелось сказать ему об этом. Чуть уже не обернулась, чуть уже рот не раскрыла – удержалась. Потому что это глупость. Если б батянька не был её отцом, такой вот Лиды Филипповой вообще никогда бы на свет не появилось! Ей стало жутко и сладко от этой мысли, которая уже никогда-никогда не станет правдой. Потому что она родилась, она есть – Лида!

Севка в это время выпендривался как умел. Кстати, очень неглупо.

Правда, каждую фразу он начинал с "нет", как бы опровергая Бывшего Булку, Все мы, ныне взрослые, если вспомнить, пользовались таким приёмом в своё время.

Лес кончился, они вышли теперь на поле, покрытое прошлогодней рыжей травой. На другом берегу этого поля виднелась деревня. Вот чем удивительна Москва, и Бывший Булка так любил её за это: всё город, город, домищи. И вдруг парк, лес, за лесом, глядь, – деревня. А Москвы будто и нету… Громадна она, а другим жить не мешает!

Чуть в стороне от деревни, на пошатнувшемся бугре, стояла словно игрушечная церковка, синий её купол едва просвечивался сквозь паутину строительных лесов.

Вдруг Лида обернулась к ним.

– Эй, Севка! Пойди-ка вперёд на минутку, Сев…

Сева пожал плечами и стал быстро подниматься вверх по холму. Лида и её отец остались далеко позади. Севе было немного обидно и грустно. Он думал о том, что даже лучшие из девчонок могут себе позволить такую вот бестактность – начать вдруг секретничать в присутствии третьего лица!

Закат разгорался, и Сева, взбираясь на холм, чувствовал себя одиноким и взрослым.

– Батянь, ты можешь мне сказать одну вещь?

Удивлённо улыбаясь, Бывший Булка повернулся к дочери.

– Это он? – Лида кивнула на Севу, быстро идущего вверх по дороге. – Это он был? Помнишь, тогда ты говорил? В парке?

– Точно, Лид, он самый. Я его сразу узнал.

Лида засмеялась и покраснела. "Зачем же я это сказал?.." И тотчас понял: она так хотела.

* * *

– А давно они ушли?

– Я вообще-то не следил. Но пожалуй, давненько… Да вы пойдите, там одна дорога – найдёте. Наверное, сейчас их и встретите.

Мужчина, который разговаривал с ней, – сосед её мужа по палате – старался по возможности держаться молодцом и выглядеть побоевей рядом с красивой женщиной. Он жестикулировал левой рукой. Правая была засунута в карман пальто. Как у Николая, подумала Марина Сергеевна. Она кивнула этому мужчине и пошла, зная, что он сейчас смотрит ей вслед.

Он говорил, здесь должна быть какая-то дырка в заборе. Об этой дырке Марина Сергеевна думала с большим сомнением… Сорок лет, после операции, ну до каких же пор! Ох ты, чудак Иваныч!

Она шла по асфальтированной, хотя и грязноватой аллее… и увидела: вот они, две выломанные в линялом больничном заборе доски. Марина Сергеевна опасливо огляделась по сторонам – никого. Мысленно примерилась, как будет туда пролезать. Боже мой, ну что за нелепость! Очень жалея себя в эту секунду, она неловко пригнулась, царапнула сапогом по гвоздю. Пошла по тропинке, неровной, слякотной и вязкой.