Шрифт:
— Помощь — то, что вечно все желают,
Пусть и редко ее получают.
Так же тебе предстоит узнать,
Что некому будет ее оказать,
Когда потом, в одиночестве,
Будешь кровью ты истекать.
Приведенный в бешенство ее загадочными словами, Айдан шагнул к Лете:
— Послушай, у нас нет времени для этого. Нам нужно… — Но он не смог договорить, так как его губы оказались мгновенно запечатаны.
Лисса с упреком покачала головой:
— Мужчина в своем репертуаре, как всегда,
Не взирает на то, что власть ему не дана.
Сейчас же надлежит услышать, — не прослушать,
Лишь так, что дорого, ты сможешь удержать.
Лета мягко положила свою руку поверх его, прежде чем снова посмотрела на Лиссу.
— Ты говоришь, что мы можем победить Долора?
— Еще жестче и сильнее,
Бог Боли на свободе.
Но гибель его уже на подходе.
Когда заснет он вечным сном.
Мы жить по-новому начнем.
Он увидел облегчение на лице Леты, в то время как у него самого были большие сложности с пониманием этой бессмыслицы. И неспособность открыть рот начинала серьезно его раздражать.
— Как я смогу одолеть его? — спросила Лета.
Лисса подняла свою руку так, что птица, пролетавшая мимо задом наперед, могла приземлиться на ее вытянутый палец. Пикассо мог бы гордиться этой, по меньшей мере, странной картиной, которую они обе из себя представляли.
— Истинная боль рождается
В сердце утомленном,
И напоказ всем выставляет
Его в страдании безумном.
Раздраженного взгляда, брошенного на лицо Леты, было достаточно, чтобы он мог сказать, что она была удовлетворена этим ответом не больше, чем он.
— Но как ее прекратить?
— Окончание в начале скрыто,
Но лишь мудрец заметит это.
Чтобы боль вернуть на место,
Лицом к лицу ты должен
С нею встретиться.
Лета покачала головой.
— Лисса, я не понимаю.
Она одарила Лету таким же взглядом, каким воспитатель детского сада взирает на маленького, надоедливого ребенка:
— Со временем поймешь ты все,
Но не сейчас, не на этой земле.
Просто запомни:
Ответы, что ищешь, имеешь уже.
Сейчас же время настало
Сразиться тебе.
И на этих словах птица квакнула, как лягушка, а затем превратилась в пыль. Лисса же подняла руки вверх, а потом… растворилась в земле.
Да уж…
Айдан сделал резкий вдох, когда наконец-таки смог снова открыть рот. Он бросил на Лету уничтожающий взгляд.
— Интересная женщина. Должно быть, утомительно каждый раз пытаться зарифмовать все, что хочешь сказать.
— Нет, если ты имеешь такой огромный опыт, как у нее.
Он не хотел обсуждать этот вопрос. Он просто был доволен, что Лисса ушла.
— Ты что-нибудь узнала из этого?
— Да. Я узнала, что мы можем победить его, прежде чем он убьет тебя. Это — по крайней мере, начало.
Она определенно была оптимисткой. Он же напротив…
— Можешь считать меня сумасшедшим, но по сравнению с Лиссой, Сивилла [28] кажется нормальной, а от этой встречи я получил только головную боль. Настоящие указания, как его убить, пришлись бы очень кстати.
[28]Сивиллы, сибиллы (греч. , лат. Sibylla, Sibulla) — в античной культуре пророчицы и прорицательницы, экстатически предрекавшие будущее, зачастую бедствия. По одной из теорий, первоначально «Сивилла» — личное имя одной из пророчиц. Затем оно было перенесено на прочих предсказательниц. Согласно Варрону, слово Сивилла переводится «божья воля». Первая Сивилла была троянка, дочь Дардана и Несо.
— Верно, но в данном случае, я думаю, мы получили лучшее, на что могли рассчитывать.
— Тогда зачем мы впустую тратили наше время?
Она снисходительно потрепала его по щеке.
— Кто сказал, что мы напрасно тратили время?
— Я сказал, для справки.
— И для справки, ты не прав. Можешь мне доверять.
Да, конечно. Он не собирался совершать эту ошибку.
— Без обид, но последний человек, которому я доверял, пытался стереть меня в порошок — в профессиональной сфере и личной.
Вместо злости от его слов на ее лице появилось выражение мягкости и нежности.
— Я не дрянь, Айдан. Я бы не пришла к тебе, если бы хотела ранить.
Когда она так говорила, это имело смысл, но он не мог побороть горечь внутри себя, не хотел обжечься еще раз. Он так устал от людей, которые играют с ним, используют его, чтобы получить то, что хотят, а затем отбрасывают его в сторону в ту минуту, когда он вызвал их недовольство.
Он не был никому не нужным хламом. Он был человеком с такими же чувствами, как и у всех остальных.