— Мама! — Люкка не удержался и хлюпнул носом, как мальчишка, но лицо у него при этом было злое. — Я должен сказать, что больше не намерен терпеть присутствие Эмиля во дворце! Сегодня он вел себя безобразно. Он стал совершенно невыносим, к тому же он груб и опасен… для всех нас. Так больше не может продолжаться! Его нужно услать.

— Погоди, — примирительно проговорила принцесса, хотя сердце ее екнуло. Не хватало еще этого тяжелого разговора в завершение и без того нелегкого дня. — Вы с Эмилем, кажется, поссорились? Поэтому ты так и говоришь… Точнее, за тебя говорит обида…

— Какая тут обида! — яростно перебил ее Люкка, отшвырнув в сторону ни в чем не повинный гребень. Теперь он принялся сплетать и расплетать пальцы рук. — Ты разве забыла, что он — колдун? А колдуну место в башне! Он же болтается по дворцу и… и… Я не знаю, чего от него ждать! Ты что, не понимаешь, как он опасен?

— Милый, но ведь за ним присматривает Тармил.

— Тармил не может быть с ним каждую минуту! Кроме того, Тармил тоже — колдун. Разве можно ему доверять?

— Но твой дед ему доверяет.

— Дед! — фыркнул Люкка. — Дед уже стар, у него голова не в порядке!

Он явно хватил через край, и Алмейда слегка шлепнула его по губам ладонью:

— Не смей так говорить о своем короле!..

— Но это правда! — Люкка отшатнулся и зло уставился на нее, но голос несколько понизил. — Разве ты не видишь, что дед совсем выжил из ума. Я знаю, это ведь он настаивает на том, чтобы Эмиль оставался тут. Я же считаю, что Эмиля надо услать… как можно скорее… пока он не набрал силу и не натворил бед.

Милосердные боги, с тихой горечью подумала Алмейда, неужто мне придется выбирать между сыновьями? Выбирать, кто останется рядом со мной? Или, вернее, выбирать того, с кем рядом останусь я? Но, боги, это жестоко и несправедливо! Я не хочу… и не могу…

Правда, Эмиль и без того уже отдалился от нее, но она, по крайней мере, могла изредка его видеть. Если же она пойдет навстречу старшему сыну, то никогда, никогда уже больше не увидит младшего. И даже имени его не услышит.

Но что она могла сделать? Она даже ничего не решала… ее слово не значило ничего или почти ничего.

— Но это невозможно, — проговорила она печально и тихо. — Король не позволит ему уехать.

— Вот! — вскричал Люкка и снова злобно хлюпнул носом. — Не позволит! Вот поэтому-то я и пришел к тебе. Дед никогда не послушает меня, — я знаю, он меня не любит, — но он может послушать тебя! Пойди к нему и уговори услать Эмиля. Желательно, поскорее и куда-нибудь подальше, например, на северную границу. Только будь поубедительнее, деда не так просто уговорить, сама знаешь.

Подобный оборот беседы совершенно не понравился принцессе Алмейде, она окончательно расстроилась и даже немного побледнела. Сверкавшие в глазах Люкки злые слезы надрывали ей сердце.

— Нет, — сказала она обессилено. — Я не могу к нему пойти. Я не могу просить его об этом.

— Почему?! — похоже, Люкка действительно не понимал, а не просто делал вид. Ярость и обида застилали его разум.

— Как ты не можешь понять? Эмиль — мой сын, так же, как и ты. И разве я могу…

— Мама! — он вдруг порывисто схватил ее руку и прижался к ней пылающим лбом. — Он уже давно не твой сын! Так как и не брат мне! Богиня забрала его у нас три года назад, и ты должна с этим смириться, как смирился я. Он более не принадлежит к людям, он чужд и враждебен всем нам! Может быть, он даже уже не человек. Разве ты этого не видишь? Дед играет с огнем, и когда-нибудь доиграется. Только вот ему уже будет все равно, он старик, он скоро умрет, а разгребать придется мне!

— Ты говоришь страшные вещи, — невыразимо мучаясь, ответила Алмейда. Свободной рукой она гладила сына по волосам, а он сидел по-прежнему скорчившись, прижимаясь лицом к ее ладони. — Неправильные вещи. Может быть, Эмиль и принадлежит теперь Богине, но никому из нас зла он не причинит. Никогда. Ни за что.

— Но я боюсь его, мама, — прошептал Люкка. — Сегодня он едва не убил меня!

— Убил? Не может этого быть! Думаю, ты преувеличиваешь, милый…

— Преувеличиваю? — он резким движением отбросил от себя ее руку, как минутой раньше отбросил гребень, и поднял лицо. Слезы его, оказывается, высохли, и теперь глаза пылали сухим яростным огнем. — Преувеличиваю?! Так ты, значит, на его стороне? Ты как дед! Готова его защищать! Ну а как же я? Обо мне-то ты подумала? Кто меня защитит?