Иоанна, хоть и вполуха, но слушала, дивилась. Денис — вот что саднило и болело, как заноза — довезут ли живым, поможет ли ему это егоркино царство, о котором рассказывают такие были-небыли?

Само Златогорье, территория бывшего санатория-профилактория, было окружено бетонным забором ещё со старых времён, кое-где заметно подновлённом. У проходной дежурили охранники в фиолетовой изановской форме, правда, без пушек, но, как потом выяснилось, пистолеты всё же были. Любителей наездов на Златогорье, скандалов и провокаций было предостаточно, не говоря уже о рядовых халявщиках и воришках.

Мы в плену у времени. «Ты вечности заложник у времени в плену». Мы убиваем время, а оно — нас. И оно всегда побеждает. Единственный способ обрести свободу — для начала перестать убивать время. Этим и занимается Изания. Наши возможности ограничены, мы можем освободить человека от власти дурной необходимости, дурной материи и дурной количественной бесконечности. Это — внешнее освобождение и само по себе ничего не значит. Точнее говоря, мы освобождаем не самого человека, а его время. Время из мёртвого становится живым. Мы не знаем, что делать с нашим освободившемся временем и с собой. Время живо, но мы-то мертвы. Теперь нам предстоит освободиться от самих себя, от собственной мёртвой самости и превратить наше время в вечность. Это — единственный способ обрести подлинную свободу и спастись. Восхождение. Три ступени подчинения ведут к этой божественной Свободе: 1. Подчинить тело разуму. 2. Победивший тело разум должен подчиниться духу. 3. Победивший разум дух должен подчиниться Богу, открыться для Его животворящей благодати. И тогда, отсохшая ветка прирастёт к лозе, и ты, блудный сын, вернешься в Дом Отца, в царство Света, Истины и Свободы. И твоё время обернётся вечностью, твоя земная правда Истиной, твоя земная беспомощная дилетантская отсебятина — Замыслом, а жалкая похоть — Любовью Небесной. И ты поймёшь, наконец, что Свобода — не дурная возможность выбрать тьму внешнюю вне Дома Отца, а великое право приобщённости к Божественной Свободе Творца.

Коллективное бессознательное народа отвергло отступившую от христианства власть последних двух предреволюционных веков, приняло идеи коммунизма, как максимально приближенные к христианству. И пока была в нём и вера в вождей, народ делал чудеса и спасался. Но власть снова пала, изменив идее. И народ так же отвернулся от лжекоммунистов, как когда-то от лжехристиан. И не принял Вампирию, бессознательно отторгая её, предпочитая протестную смерть вживанию в противную душе жизнь.

Коллективное бессознательное — это и есть стихийное движение на Зов, следуя показаниям внутреннего компаса. Это позволяет богоизбранному народу угадать Путь и двигаться на Голос, вопреки всякого рода ярлыкам, теориям и соблазнам вампиров и обслуживающих их лжепастырей

Главный вампир — мистическая фигура, живой труп, бессмертное зло, подпитывающееся народной кровью. Его порой даже жалко, он мучается от своего бессмертия и от своей злой разрушительной сущности, как в американских ужастиках. Он — пленник духов злобы поднебесной, обрушившихся на Русь, ринувшихся в окна и двери российского храма, подобно нечисти в Гоголевском Вие.

Иногда коллективное бессознательное вписанного в сердце Закона, внутренняя стрелка компаса избранников, безошибочно поворачивающая на Зов пастыря Небесного, указывает мимо храма. Так было в России послепетровской, так происходит и сейчас, когда нищая паства порой видит пастырей в мерседесах, благословляющих власть Вампирии. Тут, в первую очередь, для каждого мыслящего прихожанина встаёт вопрос: а не ставят ли таким образом пастыри себя и свою состоятельную паству в положение евангельских богачей, которые попадут в ад лишь за то, что пируют, когда внизу на ступеньках сидит нищий Лазарь? И не вводит ли этот терпеливый нищий Лазарь своего брата по вере — богача в соблазн, подставляя покорно и терпеливо его вампирским зубам свою шею и думая со злорадством: «пей, пей, зато я попаду в рай, а тебя, шакала, в геенну упеку на веки вечные!» Не гуманнее было бы, во всяком случае, с точки зрения верующего в бесконечную ценность для Бога каждой души человеческой, не проповедовать о пагубности вампиризма /пророков, как написано в этой притче, никто не слушает/, а совершить по возможности бескровный переворот, заставив богача жить по заповедям, пусть нанеся урон его собственности, но зато отстояв его душу? Иными словами — не является ли неверно понятая христианская догма о смирении и терпении в отношении ко злу — тем более не к твоим личным врагам, а к растлителям, обидчикам слабых и угнетённых, — никакой не добродетелью, а сеянием и умножением вселенского зла? Служением не Христу, а князю тьмы, обманом и оборотничеством. Ибо жертва вампира — вовсе не святой, а потенциальный вампир, ждущий лишь момента в свою очередь вцепиться в глотку более слабого.

Иными словами, я своим терпением ввожу ближнего в соблазн. То есть, если я хочу погубить какого-то ненавистного врага, я должен спокойно позволить ему отнять мою собственность (как и произошло в стране 90-х, позволить положить кому-то в постель мою жену и продать на панели дочь, провозгласив это «свободой», а хищника-банкира, грабителя «посадить на трон») И «провозгласить героем палача».

Если грех — болезнь к смерти, то как мы можем давать в руки такого больного руль управления? — это простительно неразумной толпе, но не христианам в так называемом «демократическом» обществе, где правителей выбирают и есть возможность влиять на ход истории. Выбирая «вампиров» во власть, мы не только вводим правителя в соблазн творить гиперболизированное зло, а его подданных — подчиняться злой силе (ибо что не от Бога, то от дьявола), но и сами выступаем в роли орудия соблазна для «малых сих». Которым мы навязываем не жесткую власть, о коей сказано, что она «от Бога», ибо послана нам в наказание, но власть растлевающую, нарушающую все заповеди, которую объявить «от Бога» — кощунственно. Мы выступаем таким образом в роли тех, «кому лучше было бы вообще не родиться».

Итак, внутренний компас иногда указывает мимо храма, но тут верующий ни в коем случае не должен ввести в соблазн себя и других, чётко отделив Церковь, как мистическое тело Христово, которую «врата ада не одолеют», Церковное Евангельское учение. Откровение, таинства, соборность, Божественную благодать, данную при соборной молитве, от болезней и немощей земных церковных общин. Не к ним ли можно отнести порой слова Божии; адресованные Ангелу Лаодикийской церкви:

«Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг.

Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть.

Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». /От. 3:17–18,16/ То есть фарисейство церкви земной иногда приводит к отречению Господа от такой церкви, дабы не вводить стадо Христово в соблазн атеизма или идолопоклонства, отступления от Бога Истинного. Нельзя отожествлять несовершенную церковь земную с Божественным учением. Это всё равно что отрицать из-за перегоревшей электрической лампочки наличие в природе электричества. Что, собственно, и произошло в послепетровской России, когда самые лучшие и совестливые мужи страны отвернулись от церкви земной и впали в соблазн материализма во многом из-за несоответствия показателей стрелки внутреннего компаса совести и социальной политики церкви земной.

Вина этих «мужей» состоит в том, что они нарушили данный при крещении обет воинов Христовых и «умыли руки» вместо того, чтобы ревностно чинить электропроводку и донести до народа Свет Христов. В чём и состоит мистическая функция элиты — служить проводником между церковью и народом, воздействуя на ум, эстетические чувства и душевность. Трагическая ошибка — высылка Лениным религиозных философов.

Чем всё кончилось, мы хорошо знаем. Был Огонь, который попалил целую эпоху, но Огонь очищающий. И смеем утверждать, что после войны /за исключением хрущёвской эпохи/ началось возрождение церкви. Но после развала СССР, несмотря на внешний «церковный бум» — вновь порой приземление, обмирщение церкви, чтобы не сказать об отдании Богова кесарю и даже о прямом служении кесарю. И если с амвона опять будут говорить о терпении и смирении в отношении оккупировавших страну растлителей, хищников и воров, внутренний компас народного бессознательного вновь укажет мимо храма, и народ отвергнет «такую истину».