Шрифт:
Солнца мигнули и погасли вместе со сном, оставив только жаркое тепло. Лишь мелодия никуда не делась. Сквозь сонную дымку пришло понимание — это звонил мой мобильный телефон.
Я зашарила рукой по кровати в поисках края, неожиданное препятствие несколько удивило, но не заставило открыть глаза. Перегнувшись через него, наконец, обнаружила разрывающуюся трубку.
— Да.
— Алька, — завопила трубка голосом племянницы, — ты где? С тобой все в порядке?
— Насть, ради бога, перестань кричать, — сонным голосом ответила я, — со мной все нормально, давай я тебе попозже перезвоню?
— Просто бабушка волнуется…
— Я вчера не успела позвонить, и потом поздно уже было. Передай, что со мной все хорошо, и я не позднее обеда буду дома.
— Ладно, — согласилась она и отключилась.
Я выключила телефон, обняв, что-то теплое и мягкое уснула.
Проснулась я, оттого что стало невыносимо душно, свитер от пота прилип к спине, а еще почему-то было тесно.
Тут во мне проснулась паника.
'Где я? — пронеслась мысль.
Я открыла глаза и чуть не подскочила на месте, но меня удержала чья-то рука.
Панику как рукой сняло, и я засмеялась.
Моя голова лежала на груди у Макса, его талию обнимала моя рука, а еще на его ногах лежала моя нога. Он спал. Неловко повернув голову назад, я обнаружила второго Макса, который вчера ушел спать в машину.
— Ну и дела! — тихо хихикнула я, и осторожно высвободила свою талию от руки второго Макса. Аккуратно слезла с кровати и вышла из комнаты.
Рядом с моей комнатой оказалась еще одна дверь. Из-за нее послышался глухой болезненный стон. От неожиданности я застыла на месте.
— Черт! — выругалась я.
— Аля?! — донесся тихий голос Димы, — зайди, пожалуйста.
Ну, раз так просят! Почему бы и нет?
Я зло скрипнула зубами и распахнула дверь его комнаты.
Дима лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, тихо постанывая. Он был один.
— Что? Головка болит? — участливо поинтересовалась я.
— Язва, — простонал он, махнув рукой в сторону письменного стола — разведи мне, пожалуйста, аспирин.
Я пожала плечами. Взяв со стола упаковку с таблетками, вышла из комнаты, направляясь на кухню.
В голове было пусто-пусто, ни одной мысли, одно лишь раздражение и сборник общественно-показательных казней.
Забавно, но мне почему-то стало все равно, эта измена послужила последним дополнением к нашим несостоявшимся отношениям. Она как подсказка, бесцеремонно натолкнула на вывод: не там свой клад со счастьем капаешь!
На кухне оказалось не так уж безлюдно, Надя пила чай в компании вернувшегося отца Димы.
— Доброе утро Станислав Владимирович, доброе утро Надя!
— Доброе утро Саша, — в один голос поприветствовали они меня.
— Как твоя рука, — заботливо поинтересовался Станислав Владимирович.
— Нормально, болит, но не чешется и мехом не обрастает, — съехидничала я, и полезла в шкаф с посудой, за кружкой.
— Ну, раз язвишь, значит действительно все в порядке, — на эти слова я только неопределенно хмыкнула.
Налив полную кружку воды бросила туда две шипучих таблетки аспирина.
— Это кому? — Надя заинтересованно подняла бровь.
— Димке, кому ж еще! Похмелье — дело такое. Если голова трещит, даже у врага стакан рассола попросишь, — ядовито процедила я, выходя с кухни.
И снова через зал вверх по лестнице в комнату к Диме.
— Выглядишь ужасно, — насмешливо заметила я, протягивая ему кружку.
— А чувствую себя еще хуже, — вяло парировал он, а затем жадно приложился к кружке с лекарством, — как твоя рука?
— Спасибо, нормально. Ты мне лучше расскажи, как прошел вчерашний вечер, — спросила я, присаживаясь на край кровати.
— Ты знаешь, я вчера так набрался, помню только, как мы все за столом сидели, а потом провал, — я скептически посмотрела на Диму.
— И все? А как с Ариной в подвале забавлялся, тоже не помнишь? Может быть, тогда тебе стоит позвонить этой маленькой твари, и расспросить подробности? Я думаю, она с удовольствием просветит тебя, а твой провал заполнится вчерашними забавами, — все, что я сказала, казалось, повергло его в глубокий шок. А на лице, кроме нездоровой зелени бодуна, проступила яростная бледность, — знаешь Дим, я тебя не виню, но ты для меня слишком разный, слишком непостоянный. Мужчина хамелеон — ты делаешь мне очень больно!