— Ни в коем случае! Во-первых, быстро поймают. А во-вторых, дадим повод для применения силы. Против военной полиции нам не выстоять.

— Мы прольем кровь, — выдвинулся из тени худощавый парень, — но только свою. Лично я живым не дамся.

— И я.

— И я.

— Не по-божески это, не по-христиански, — осуждающе взглянул на них староста. — Но я вас понимаю.

Тем времени майор Кингдом обдумывал план действий: приказ он решил выполнить любой ценой. Но сперва надо нейтрализовать чистоплюя-лейтенанта. Как? Кингдом усмехнулся, достал чистую бумагу, набросал ничего не значащее письмо своему коллеге из лагеря в Платтлинге, заклеил конверт сургучными печатями и вызвал Генри Дугласа.

— Лейтенант Дуглас, — с напускной серьезностью начал он, — я намерен поручить вам миссию чрезвычайной важности. Этот пакет к утру должен быть в Платтлинге. Туда около ста миль, поэтому выезжать надо немедленно. Не забудьте взять охрану. Я на вас надеюсь, — пожал он ему руку. — Весь день — ваш. Но к вечеру постарайтесь вернуться.

Лейтенант благодарно улыбнулся, козырнул и побежал к стоящему у подъезда «виллису».

— Вот так-то, мой юный босс! — хмыкнул майор и нанес нокаутирующий удар своей тени. — А теперь займемся делом!

Ранним утром к лагерю подошла колонна крытых «студебеккеров». Из кузовов высыпали здоровенные парни в форме военной полиции. Кингдом их построил, объяснил, что надо делать, — и полицейские начали окружать бараки. Все учел Кингдом, кроме фронтового опыта пленных: дозорные, стоящие у окон и дверей, заметили полицейских и подняли тревогу.

— Двери запереть! Возвести баррикады. Окна закрыть матрацами! — раздались команды.

Трещала мебель, летела вата, мелькали возбужденные лица!

— Приказываю открыть! — кричал снаружи Кингдом. — Всем выйти на плац! Объявляю общее построение!

— А не пошел бы ты! — неслось из барака.

— Мы вам не верим!

— Катись, пока цел!

— Ах так?! — разъярился Кингдом. — Взломать двери! Выбить-окна! Всех в машины!

Полицейские бросились на штурм! Но двери выдержали. Зазвенели стекла! Но пролезть внутрь мешали матрацы. Кто-то из полицейских поранился о стекло, Кингдом увидел кровь и совсем зашелся.

— Газы! — кричал он. — Применить газы!

Полицейские снова бросились к окнам, прикладами и стволами автоматов оттолкнули матрацы — и тут же в барак полетели гранаты со слезоточивым газом.

Надрывный кашель. Проклятья. Слезы. Перекошенные лица. Ремни. Веревки. Осколки стекла. Мелькающие в дыму окровавленные руки.

Когда полицейские взломали дверь и ворвались в барак, многие тут же попятились назад. Были и такие, кто рухнул на пол и трясся в приступе тошноты. То, что они увидели, было страшнее любого фильма ужасов… В проходах, на ремнях и веревках болтались еще теплые трупы с вывалившимися языками. На койках — дымящиеся паром кишки, сползающие из распоротых животов. Фонтаном бьющая кровь из пробитых сонных артерий. У кого-то под рукой не оказалось ничего острого, тогда он разбил головой оконное стекло и вонзил горло в торчащие осколки.

На столе, у самого креста лежал бывший церковный староста. Он прижимал к груди икону Николая-чудотворца, а из вскрытой вены капля по капле уходила жизнь православного русского человека.

Побоище продолжалось еще два часа. Раненые не подпускали к себе санитаров, и тогда, для их же блага, их начали избивать дубинками. Истекающих кровью людей били до бессознательного состояния и только после этого бинтовали и накладывали швы. Но на носилках, а то и в грузовиках люди приходили в себя, срывали бинты, прыгали на землю и, орошая кровью землю, пытались бежать.

Много чего видел концлагерь Дахау за двенадцать лет существования под фашистским стягом. Создатели лагеря поплатились за это жизнью. Но никто не понес наказания за кровавые события 19 января 1946 года. Больше того, сверху поступил приказ до конца выполнить союзнический долг. Приказ был выполнен: в тот же день всех оставшихся в живых пленных прямо в окровавленных бинтах передали советской стороне.

Извлекли ли союзники урок из этого побоища? Извлекли 24 февраля 1946 года из Платтлинга отправляли 1800 русских. Теперь полицейских было гораздо больше, и напали они на… спящих людей. Дубинок не жалели, одеться не дали, на мороз выгнали босиком и в нижнем белье. Короче говоря, операция прошла успешно. В отчетах говорилось, что «только пятерым удалось покончить с собой, а ряд других предприняли попытки самоубийства».

А теперь еще одна, последняя страница этой трагедии.

— Сколько это может продолжаться? — недовольно выговаривает Сталин стоящим навытяжку Берия и Молотову. — Или у нас нет других забот?! Всю войну возились с этими пленными, мне не раз докладывали, что все они или находятся дома или понесли заслуженное наказание, и вдруг нате вам! — швырнул он на стол газету. — Оказывается, в Италии около тысячи наших пленных! Вы об этом знали? — впился он в глаза Молотова.