Яцек, побурев от смущения, спрятав глаза, молча кивнул.

– Вот оно как... – прошептала удивлённая Зарина, когда молчание, наступившее после этого признания, слишком уж затянулось. – Но я ведь не давала вам повода! Ни тебе, ни Мареку! Я, наоборот, всегда отвергала ваши ухаживания! С чего вы взяли, что можете... С чего?!

Что мог сказать Яцек? Ведь и впрямь – не давала. И правда, всегда отвергала, а настойчивого Марека третировала.

– Мы – мужчины, сами выбираем себе возлюбленных! – очень красиво сказал Яцек. – И сами решаем, достойны ли они, чтобы мы проливали за них свою кровь...

– Так... – Зарина вздохнула. – Так вот запомни... мужчина! Запомни, и скажи другому... мужчине! ВЫ ОБА мне не нужны! ОБА! Я люблю другого... настоящего мужчину! А вы... Вы даже не подходите ко мне! близко! Видеть вас не хочу!

Она прямо на ходу выпрыгнула из возка и вскоре, гикнув по-татарски, промчалась на коне мимо. Яцек со стоном откинулся на подушку... Ну и идиот же он... Боже, какой идиот! Надо очень сильно было постараться, чтобы лишить себя всех преимуществ раненного и обиженного. Можно поклясться чем угодно, голову прозакладывать, что Марек бы своего шанса не упустил... Да он ещё не упустит! Был бы только шанс...

Помянешь чёрта, он тут как тут и явится. Звонкой дробью процокали мимо возка копыта, ещё звонче был голос Марека, когда он, осадив коня, доложил:

– Село, пан Роман! Большое!

– Далеко ли? – по голосу пана Романа не заметно было, чтобы он собирался прощать кого бы там ни было.

– Нет, меньше версты осталось!

– Молодец, Марек! – похвалил пан Роман. – Отлично! Ты всегда приносишь добрые вести... Езжай!

– Пан Роман... – голос Марека вдруг дрогнул. – Мне... Мне к Яцеку надо! Поговорить!

– Только саблю с собой не бери! – под общий хохот посоветовал, кажется, Клим Оглобля. – Зарежешь ведь его, так что и наш лекарь-швед не спасёт!

– Езжай! – разрешил пан Роман. – Только гляди мне, ежели что не так пойдёт... Голову откручу!

Копыта вновь простучали по твёрдой, будто каменной дороге, но на этот раз их дробь была короткой. Яцек поспешно принял предельно измученный, болезненный вид, даже глаза зажмурил.

– Яцек... – голос Марека был раскаяния и сожаления. – Яцек, ты как тут?

Яцек с превеликим трудом разлепил глаза.

– А, это ты, Мариус... Здравствуй! Я-то? Я – ничего! Вот только спина болит... Ну, я на тебя не в обиде! Ты ведь не хотел меня убивать, так просто получилось... Да я и выжил ведь...

Он очень натурально застонал и сквозь полуприкрытые веки отметил, что Марек побелел, и раскаяние его стало ещё более искренним... Грех было этим не воспользоваться...

– У тебя твёрдая рука, Марек! – прошелестел он, чувствуя, как горло разрывается от натужного шёпота. – И хороший клинок... Можно?

Марек не сразу понял, что нужно приятелю, а потом, вздрогнув, нервно протянул ему кинжал. Длинное, остро отточенное его лезвие блестело, переливаясь чернью и синевой. Ничто не упоминало, что прошлой ночью это лезвие воткнулось в спину человека...

– Хороший нож! – похвалил Яцек. – Хотел бы я иметь такой...

– Возьми его себе, друг Яцек! – быстро сказал Марек. – Бери, бери! Я всё равно не мог бы его больше носить.

В голосе Марека настолько сильно было сожаление, что Яцек ещё раз порадовался за себя, любимого. Клинок был и впрямь очень хорош!

– Так что, мир? – проехав подле возка ещё шагов сорок, вдруг спросил Марек.

– Мир! – охотно ответил Яцек. – Мир, Марек!..

4.

Гнедой аргамак споткнулся. Хотя он устоял на ногах, да и вообще не было повода думать, что он сейчас упадёт, Кирилл ощутил, как тревога всё сильнее заполоняет его душу. Кони устали. Люди тоже, разумеется, но люди – они могут и потерпеть. Вот кони!.. Кони, если обессилеют, просто встанут. Встанут, а дальше не пойдут, бей их, гони... Не пойдут! Меж тем, сотня сейчас находилась на узкой дороге – колее, еле видимой в траве и со всех сторон её окружал густой, дремучий лес. Лес этот тянулся уже шестую версту – с тех самых пор, как они свернули у очередной развилки налево. Трава здесь была изрядно помята, как если бы незадолго до них, здесь проходил другой отряд. Вот и свернули... Шесть вёрст позади, шесть вёрст! Кирилл и готов был бы затворить слух для стонов, раздававшихся за спиной... да стоны эти всё больше походили на ропот.

– Кони обезножели, сотник! – нервно облизнув пересохшие губы, сообщил Дмитр Олень. Как будто сам сотник не видел...

– Ещё немного! – глухо сказал Кирилл. – Сейчас свернём, и из леса выедем!

– Ну да, ты это уже третий раз говоришь! – пробурчал казачий атаман. – Ладно... Я скажу своим...

Его люди, волжские казаки, составляли треть отряда. Самую шумную и буйную треть. В отличие от стрельцов, людей государевых или ратников, преданных лично Кириллу Шулепову, казаки являлись наёмниками, а значит, – были не так надёжны. С другой стороны, без них сотня не прошла бы эти сотни вёрст так быстро и с такими малыми потерями. Кто б тогда разведывал дорогу?